|
|
|
Дождь шел всю ночь и всё утро. Дежурные Витя с Таней встали рано, завтрак был подан практически в постель. Выползаем из спальников прямо за стол. Только расселись, отворяется дверь парилки. Оттуда, словно призрак, спотыкаясь, и пошатываясь, выходит одетый в один лишь трапик любитель парной. С отсутствующим взором, словно зомби, трусит рысцой в сторону озера.
Десять часов. Дождь закончился. Ветер гоняет над озером тучи. На полянке сидит на лавке Гена, и дремлет, положив голову на стол. Парился он до четырех часов утра, часа три проспал на полке в той же парилке и дополнительно размялся с утра. Все уже готовы, рюкзаки сложены и погружены, женщины наломали веников, подмели полы. Собираемся выезжать.
- Ген, ты в парилке убрался? - Гена мычит
что-то нечленораздельное. Но я зол на него, потому беспощаден.
- Ты вчера обещал, что когда будем
уезжать, в парилке всё будет также, как до нас.
- Я убрал. – голос у Гены тихий и
хриплый, как у пожилого астматика.
- А бак разве пустой был? Ты полный бак
воды вылил. Теперь должен наполнить. – Про то, что в результате Гениного
ночного разгула треснула чугунная загнетка печки я уже молчу. Запасной у нас
нет, не видели ни одной целой и в поселке.
Гена с трудом отрывает голову от
стола. Боже! Щеки ввалились, глаза, наоборот, вылезли, кожа на лысине натянута,
как на барабане. В таком виде он свободно мог бы позировать знаменитому
скульптору Церетели для известной композиции "Жертвы войны" на
Поклонной горе. Той самой, которую то ли уже убрали, то ли собираются убрать
из-за того, что народ ее пугается.
Пытается правой рукой разогнуть скрюченные пальцы на левой, потом наоборот, безуспешно. Парня жаль, но прощать я не намерен. Проучить Гену надо, хотя вероятность того, что урок будет усвоен, очень мала. "Давай-давай! Вон ведро, вон озеро". Наш мужчина тяжелого поведения берет ведро, согнувшись и пошатываясь, бредет к озеру. Принес одно ведро, другое, без сил падает на лавку. Ладно, хватит, хотя воды в котле еще меньше половины.
Командир с сомнением смотрит на Гену, но всё же командует: "Поехали!". Подпираем дверь бани доской и выезжаем на мокрую, грязную дорогу. Несколько сот метров езды хватило, чтобы понять: все предыдущие дороги были цветочками, а ягодки будут именно здесь. Из-за разрушенных мостов со стороны заповедника машины практически не ходят, а вот здесь ходят. Тщательно размешанная глина и сантиметров по тридцать колеи красноречиво об этом говорят. А вот и машина. На косе имени Хаустова стоит давешний ЗИЛ. В нем никого нет, зато в заливе озера плавает резиновая лодка с рыбаками.
К этому времени сильный ветер
разогнал тучи, вышедшее солнце осветило дивной красоты озеро. Всё при нем: и
чистейшая голубая вода, и желтеющие по берегам песчаные пляжи в обрамлении
сосновых лесов, и извилистые заливы между длинных лесистых мысов и поэтично торчащие
над водой верхушки камней, и возвышающиеся вдали широкие конуса старых гор.
Чрезвычайно хорошо и радостно становится на душе, когда видишь, что подобные
райские уголки еще существуют на нашей изрядно загаженной планете.
Дорога сильно пересеченная. Хотя и невысокие, но постоянные спуски - подъемы. На одном из подъемов Петрович кричит: "Тебе гаечный ключ не нужен?". Смотрю, правда валяется посереди дороги здоровенный ключ. На всякий случай подбираю, смотрю на маркировку. Тридцать два! Мой размерчик! Затягиваю гайку рулевой колонки, кладу инструмент на камень. Везти не имеет смысла, слишком громоздкий и тяжелый.
Еду дальше, размышляя о странностях нынешнего похода. Точнее о его потерях и находках. Наши приключения напоминают компьютерную игру – бродилку, где нужно собирать различные артефакты, а потом находить им применение. Например, если в пятой комнате находишь ключ, в двенадцатой обязательно будет замок, который тем ключом открывается. Стоило мне потерять солнцезащитные очки, тут же друзья привозят мне другие. Затупили топор – вот тебе точило. Ослабла гайка, а затянуть нечем – вот тебе ключ, прямо на дороге. Пошли по дороге грибы, кто-то услужливо оставляет на дороге нож, который подбирает и активно пользует Аня. Смысл некоторых находок как то: собачий поводок, оленьи рога, запчасти к немецким минам, которые я всё же взял с собой, бамбуковая палка у Невского пока непонятен, но и им, наверняка найдется применение. "Надфиль!" – вдруг пронзает мозг мысль – "Я же вчера в одном из домов нашел замечательный круглый надфиль, и даже взял с собой. А потом, как последний дурак, положил его на окошко в бане, и там забыл. А ведь это мне саамские боги инструмент подбросили, чтобы я им конус проточил". Ругаю себя последними словами за недогадливость, но всё же приятно, что боги проявляют к нам интерес и даже где-то благоволят.
Вон, еще какой-то артефакт.
- Гриш, я тебе шпендель нашла! – радостно
кричит Аня и протягивает мне здоровенный шаровый палец от грузовика.
- Спасибо. А как ты догадалась, что это
шпендель, а не что-то другое?
- А у нас на заводе все непонятные
железки шпенделями называли.
Верчу шпендель в руках, прикидываю, куда бы его приспособить. Им вообще-то удобно колоть орехи, но орехов нет. Пришлось выбросить. Однако, что-то Витя, Таня и Гена приотстали, надо бы подождать. Останавливаемся на маленькой полянке среди огромных раскидистых елей.
Вот появляется Гена.
- Как там дела? Всё нормально? – интересуется Петрович.
- Эта… У Татьяны. Колесо – сипло пищит
костровой, бросает велосипед, и падает на мох под елкой.
- Что колесо? Мне ехать? Помощь нужна?
- Нет. Невский сказал: "Сам
справлюсь" – хрипит уже накрывшийся с головой своей плащ-палаткой Гена и
моментально засыпает.
Справится, так справится.
Присаживаемся на кочки, отдыхаем. Ане очень понравился окружающий лес. Достает
из рюкзака фотоаппарат, просит сфотографировать ее. Провожу очередную
фотосессию с Аней в главной роли. Чем бы еще заняться? А! Выпрашиваю у нашей
фотомодели ножницы и зеркало, подстригаю растительность на лице. А то за две
недели усы отрасли так, что постоянно норовят в рот залезть. Процесс
чрезвычайно заинтересовал моих товарищей. Маслов со своей кочки комментирует
его, дает ценные советы. А Аня даже не пожалела кадра в своей единственной
фотопленке.
Отставших всё нет. Брожу по лесу, прыгая с камня на камень среди елок и березок. На душе нарастает беспокойство. Прошло уже больше часа, а Вити с Таней не видно. "Нужно ехать, узнать в чем дело", наконец решаю я. Выхожу на дорогу, иду за велосипедом. Навстречу спускается с горки Петрович: "Еду к Невскому". Надо же, мы и думать начали синхронно. К счастью, в этот момент из-за поворота показывается сладкая парочка. "Перекус" – с ходу объявляет командир. За перекусом рассказывает, что произошло с ним за последние два часа.
Витя с Таней утром дежурили, поэтому собирались дольше всех. А, поскольку ездят они быстрее остальных, мы выехали чуть раньше в расчете на то, что они нас догонят. Не упустивший случая подремать лишние десять минут на лавочке Гена поехал с ними. Когда проезжали мимо ЗИЛа, рыбак как раз подплыл к берегу. Спросили у него, не продаст ли рыбки. "Берите так" – ответил рыбак – "Только у меня пока всего одна штука". Отдал им свежепойманного сига, грамм на семьсот весом. Сам же выпотрошил и посолил. "Завтра утром можно есть". Попутно рассказал много интересных вещей. Оказывается, местного жителя, в бане которого мы провели ночь, все кличут Лешим. Он действительно был в машине, когда она проехала вчера вечером мимо нас. Но высаживать его у дома не стали по причине того, что Леший был вусмерть пьян, и рыбаки отвезли его к себе, где он благополучно дрыхнет до сих пор. Еще они рассказали, что до Оленегорска от Куцколи семьдесят пять километров, военный ЗИЛ с двумя ведущими мостами проходит это расстояние минимум за пять часов. И самое главное. По дороге, у Кашкозера есть избушка, где ночуют рыбаки. Есть печка, можно переночевать, помыться, просушить вещи. Только нужно не проехать нужный поворот, избушка в лесу, чуть в стороне от дороги. Хотели показать на карте, но карта уже уехала далеко вперед в моем рюкзаке.
Только отъехали, как на спуске переднее колесо у Татьяны попало в щель между торчащих на дороге корней, руль вывернуло, и Татьяна со всего размаху шмякнулась о камни. Сильно ушиблась, но расстроило ее не это. Она пришла в ужас, увидев свое колесо. С помощью такого колеса певица Земфира разгадала бы знак бесконечность в два раза быстрее. Обод в профиль имел форму того самого знака "бесконечность", похожего, как известно, на положенную на бок цифру 8. Увидев колесо, Гена тоже пришел в ужас. И потому ничего нам про него не сказал, чтобы не сеять панику. Витя же в ужас не пришел, достал ключи и, отбиваясь от агрессивно настроенных комаров, без малого два часа ровнял обод, пока не довел его до приемлемого состояния.
"У вас есть, куда рыбу положить?" – обращается ко мне Татьяна. Черт! Никак не отучу ее от этого дурацкого официального выканья. "Давай, найду место". Заворачиваю рыбу в пакет, сую под резинку крепления рюкзака. Внутрь не решился, всё рыбой провоняет.
Однако, собирались добраться к вечеру до Оленегорска, а три часа уже безвозвратно потеряно. Едва отъехали от места привала, очередной брод. Широкая и бурная протока, по которой содержимое Большого и Малого Вороньих озер низвергается в протоку между озерами Куцколь и Лумболка. Хотя светит солнце, на улице всего семь градусов и сильный ветер. В воду лезть совсем не хочется, а придется. К счастью, глубина небольшая, кое-где можно прыгать по камням, а до половины реки торчат остатки моста. Шлепаем по воде, опираясь на велосипеды, чтобы не снесло мощным течением. Потом мы Петровичем забрасываем велосипеды на мост, там их ловят Витя с Таней, и оттаскивают на берег.
Не проехали и километра – очередная водная преграда. На дороге огромная лужа, длиной метров сто пятьдесят, желтая от размешанной глины. И не обойти, вокруг густой лес. В сердцах плюю, убираю кроссовки в рюкзак, одеваю бродовые кеды, подворачиваю штаны выше колена, и вместе со всеми топаю по мягкому дну, натыкаясь на невидимые в мутной воде камни. Для полного счастья с неба брызжет короткий, но энергичный дождик.
На дороге всё меньше грунта, всё
больше камней. Между камнями вода. Кое-где прямо по колее текут ручьи. Идем , в
основном, пешком. Бывший мост через бывшую речку. Да, бывает и такое, от речки
осталась заросшая травой канава, и мост лежит прямо на земле. За мостом болото,
торчат чахлые, полузасохшие елки. И такие заросли спелой, крупной черники, что
мы забываем обо всем: о том, что нужно спешить, об усталости, о мокрых ногах и
даже о том, что прямо по курсу на нас надвигается зловещая темно-синяя туча.
Бросаем велосипеды и пасемся, пасемся…
Снова бесконечные камни, лужи, лес, болота, грязь. Слава Богу, вот вполне проезжий участок. Песок, камней мало. А что нам песок? По сравнению с камнями покрытие отличное. Да и дорога идет на спуск. Только приготовился впервые за сегодняшний день получить удовольствие от езды, вдруг слышу хлопок и переднее колесо застучало по дороге. Прокол.
Хорошо, что Маслов близко. Не теряя времени, в четыре руки приступаем к ремонту. Пока я клею камеру, Петрович занимается покрышкой, в ней сантиметровая дыра. Если не заклеить сразу, через два дня будет такая же грыжа, как у Маслова. Чтобы не терять дополнительно время командир поручил Тане готовить перекус, а сам подходит к нам.
- Ну что, не помогают боги?
- Погоди, то ли еще будет! – отвечаю я
ему. – Мы с Петровичем вчера не развели, не брызнули. Боги злы. Поэтому у Тани
авария была, теперь у меня. Кто следующий?
- Да ладно! Вы и так каждый день разводите.
- Ну и? Ведь не было до сегодняшнего дня крупных проблем, всё больше по
мелочам. А одно брызганье на один день действует. Все сходится.
Проглатываем перекус, заворачиваем пакеты для Ани с Геной, они ждут где-то впереди. Едем дальше. Начинается дождь. Когда выходим к Кашкозеру, он уже поливает вовсю. Порывы ветра гонят к берегу свинцовые волны. Из свинцовых туч на нас низвергаются потоки воды. Над озером с нашей стороны возвышается хребет с названием Свинцовая Тундра. Бр-р-р!
В этом неуютном месте спрятавшись от ветра за кустами, ожидают нас Аня с Геной. Аня, хоть и вся скукожилась, держится молодцом. Гена клюет носом, напрашиваясь на избитую шутку: "Не спи, замерзнешь!". Достаю карту: "Ну что, Тань, где тут обещанная избушка?". Таня неуверенно водит рукой по запечатанному в полиэтилен листу: "Вроде здесь". На карте никакой избушки нет. Только на южной оконечности озера, в урочище Кашка обозначены сараи. А еще километров через шесть, в урочище Сухой порог у протоки между озерами Мончеозеро и Сухая Ламбина обозначена и изба. "Ладно, идем, смотрим во все глаза. Как только увидим, останавливаемся."
Едем дальше. Вернее, не едем, а идем. Ехать совершенно невозможно. По дороге текут уже не ручейки, а настоящие речки. Эти речки начисто смыли с дороги всё, что можно смыть. Дорога уже и на дорогу непохожа. Так, куча разнокалиберных булыжников длинной в несколько километров. Ноги на мокрых камнях разъезжаются, бредем, скользя и спотыкаясь. Выходим в урочище Кашка. Здесь, наверное, было когда-то рыболовное хозяйство, стоят полуразрушенные сараи, валяются на берегу остатки баркасов. Обширная, поросшая травой поляна – хорошее место для ночевки, единственное за последние двадцать пять километров.
Если бы не дождь, мы, несомненно,
нашли бы время полюбоваться красивым пейзажем. Подсвеченные от горизонта низким
солнцем облака, светятся причудливым, неземным светом, и освещают холмы Волчьих
Тундр. Даже привычные уже валяющиеся и стоящие черные останки деревьев не
портят картины, и даже придают ей определенную пикантность.
"Ну что, нет избушки! Искать будем, или дальше пойдем, в Сухой Порог?" Возвращаться и искать под дождем вожделенную избушку никто не хочет. Дорога в урочище на карте обозначена "тракторная". Как ни искали, "велосипедной" не нашли, поехали по той, какая есть. Влажный каменистый подъем выводит на вершину холма. Отсюда уже просматривается и Сухая Ламбина, и заросший кустарником Сухой Порог. Там над лесом поднимается столб дыма, и это внушает надежду на теплую сухую стоянку. Чуть дальше, слева темнеют громадные отвалы рудника. Нам туда, дорога на Оленегорск ведет через рудник. К руднику идет дорога от Сухого Порога, и этой дорогой мы собираемся проехать.
Подъезжаем к развилке. Тракторная дорога идет прямо, но дорога влево более накатана. Татьяна не раздумывая рвет туда. Кричим: "Стой! Стой!", но она не слушает. Мы же разглядели знакомые следы велосипедов, они ведут прямо. Поэтому сомнений относительно того, куда ехать нет. Витя разворачивается, едет догонять Татьяну. Та возвращается, сильно расстроенная и недовольная.
Дорога идет через небольшую рощу. Чем ниже мы спускаемся, тем мягче становится почва. Выезжаем из леса. Перед нами лежит обширная, совершенно голая поляна, покрытая мхом. Через всю поляну идет черная полоса старой гати. Рядом торчат столбы бывшей ЛЭП. Бревна, из которых сложена гать, давно сгнили, ехать по ней невозможно. Дорога идет рядом. Вернее, когда-то шла. Сейчас по глубоким колеям текут целые реки воды.
"Подождите здесь, я на разведку" – говорю своим товарищам, и лезу в воду. Идти невозможно, воды по колено. Вылезаю из колеи, пытаюсь идти рядом. Там еще хуже. Петляю в поисках твердого места, но всё бесполезно. Вокруг болото. На дне большие камни, над ними и между ними слой торфа, насквозь пропитанный водой. Ноги проваливаются в торф местами выше колен, попадают в щели между камней, скользят и выворачиваются. Сдаюсь, однако, не сразу. Поначалу упорно на протяжении метров трехсот тащу с собой велосипед. Чем дальше, тем меньше надежд добраться до избушки, хотя до нее осталось каких-то пара километров. Бросаю велосипед поближе к гати, чтобы можно было потом найти, перелезаю через пропитанные водой гнилые бревна, пытаюсь отыскать дорогу с другой стороны.
Всё бесполезно. Везде одно и то
же. Торф и камни. Камни и торф. И вода, вода, вода. И еще огромные, голодные
комары. Накомарник я надел уже давно. И не снимаю, хотя он мешает есть морошку,
которой здесь полно. Поскольку ноги проваливаются глубоко, руки достают до
травы, ягоды можно рвать на ходу, почти не наклоняясь. Пытаюсь еще раз выйти в
колею. Та же река. Да, если это Сухой порог, какие же здесь пороги мокрые?
На часах двенадцатый час ночи. Небо закрыто плотной завесой туч, поэтому сейчас густые сумерки. Сверху льет вода. Снизу тоже вода. Несмотря на дождь, комары облепляют со всех сторон. Если бы не плотная ветровка и накомарник, от меня сейчас остался бы только обглоданный скелет. Нужно возвращаться, объезжать это гиблое место.
Иду искать велосипед. Хотя полоса поиска узкая, найти удается не сразу, и я успеваю перепугаться, что его засосало в трясину. Но нет, вот он, в небольшой канаве, и поэтому виден лишь тогда, когда подходишь к нему вплотную. Иду к группе. Бродил я долго. Ждать меня устали и теперь лезут по моим следам в трясину. Все страдают от комаров, и даже Таня, которая вообще, по-моему свой накомарник до этого дня из рюкзака не доставала, сейчас вынуждена воспользоваться защитными средствами. Под сеткой накомарника сердитое, уставшее лицо. Выходит, правильно она поехала на развилке, а мы зря затащили ее в болото, да и почти два часа потеряли. "Идем назад" – машу рукой товарищам – "Ловить здесь нечего".
Возвращаемся к развилке, едем другой дорогой. Дождь льет, как из ведра. Дорога процентов на восемьдесят состоит из луж. Остальное - камни. Ехать невозможно, идем пешком.
- Что делать будем? – интересуется командир. – Пора на бивак вставать.
- Какой бивак? Где? Посмотри, вокруг везде камни. Палатки не поставить. Воды нет, нужно идти.
- Куда идти? Посмотри на Гену, он уже на ногах стоять не может. Сейчас упадет, и окочурится.
- Всё равно. Пока идем, по крайней мере не замерзнем. До карьера километров
десять осталось. К утру дойдем, а там отдохнем, и решим, что дальше делать.
- Ну что, докуда пойдем? – обращается командир уже к Татьяне. Она, как всегда, рядом с Витей.
- Согласна идти до Оленегорска. –
покорным, усталым голосом отвечает Таня. Обычно она бойкая и веселая, и эту
безразличную покорность можно объяснить только тем, что она сильно устала.
Впрочем, остальные устали еще больше. Аня, когда устает, обычно начинает высказывать недовольство, сейчас у нее даже на это сил нет. Идет, загребая сапогами по дорожным камням. Гена, тот вообще по-моему ничего не соображает. Если бы не опирался на велосипед, давно упал бы и не поднялся.
Журналисты, пишущие про спортсменов любят писать про второе дыхание. Оно действительно есть. Если бы его не было, мы давно попадали бы на дорогу и не поднялись. Слишком много сил потеряно в болоте. Голова настолько отупела, что не воспринимает от мышц сигналы усталости и боли. Мама! Как же не хочется помирать во цвете лет, когда люди совсем близко. Карьера сейчас не видно, он спрятан за склоном холма. Зато справа, на юго-востоке в дымке дождя призрачное сияние. Там, на склонах гор Мончетундра, на берегу Мончеозера город Мончегорск. Там люди, сидя в теплых сухих комнатах гоняют чаи, смотрят телевизор, оттягиваются в дискотеках. А мы всё бредем и бредем. Тупо, шаг за шагом, шаг за шагом.
На наше счастье дорогу преграждает небольшая речушка. Мост разрушен, но пониже него брод. На полянке перед мостом стоит кузов от автобуса ГАЗ. Переночевать в нем? Петрович сбегал, проверил. "Бесполезно. Окон нет, в потолке дыры. Продувается насквозь". Идем с Невским посмотреть, что за рекой. Моя, правая, сторона дороги с точки зрения стоянки абсолютно бесперспективна. Крутой, заваленный камнями спуск в сторону болота, где мы лазили около часа назад. Зато Вите везет. Он топает навстречу мне из серой мглы: "Есть хорошая площадочка!"
Идем за остальными. Гена чуть посидел, отдохнул и ожил. Теперь он активно агитирует: "Пойдем, в автобусе переночуем. Пойдем, палатки ставить не нужно, время сэкономим". Но Витя пресекает все Генины попытки совращения группы: "Переправляемся и ставим палатки".
Переправиться Гена с нами переправился, но ставить палатку отказался. Схватил спальник, кусок полиэтилена и умчался к автобусу. Маслов провожает его взглядом, и спрашивает меня: "У вас место в палатке есть?" Место, конечно, есть и Петрович спал на нем две ночи на Рыбачьем. "А давайте тент натянем, чтобы палатки поставить" – предлагает командир. Предложение очень дельное. Палатки у нас двухслойные, от дождя должен защищать внешний непромокаемый слой. Тонкий внутренний слой пропускает воду очень хорошо, и, пока будем растягивать и ставить его под проливным дождем, внутри уже будут лужи.
Пока Витя с Таней ставят палатку, мы втроем держим над ними тент. Гены нет, четвертый угол держать некому. Привязываем к дереву. В темноте, замерзшими и отсыревшими руками дело продвигается медленно. Оттяжки скользят и путаются, колышки лезть в каменистую землю категорически отказываются. На тенте моментально образуются лужи и стекают нам за шиворот веселыми ручейками. Наконец, первая палатка поставлена. Меняемся местами, ставим вторую. Для нее выбрали место среди деревьев, к ним можно привязать оттяжки тента, и держать его руками уже не нужно. Отпускаем Витю с Таней, растягиваем полотнище, и под его защитой уже не спеша ставим палатку, разбираем рюкзаки.
Несмотря на то, что вещи упакованы в непромокаемые пакеты, всё влажное. Пакеты помогли, когда я, спасая кроссовки, вынужден был бросить велосипед в реку. Но полсуток под дождем не потянули. Надеваю на себя влажную тельняшку, вторую тельняшку, влажный свитер, влажный шерстяной спортивный костюм, лезу в палатку. В темноте голос Петровича:
- Гриш, ты воды, случайно, не набрал?
- Как не набрал, вот она.
- Молодец, как догадался?
- А чего тут догадываться? Один день не
брызнули, и сразу столько неприятностей. Из под контроля ситуация выходит.
- Ладно, давай! Анна Павловна, сало
далеко лежит? – Для Маслова водка без сала всё равно, что кондиционер без
шампуня, как Джульетта без Ромео, как Гек без Чука, как Розенкранц без
Гильденштерна, как Сникерс без толстого слоя шоколада.
- Нет. Тут, рядом. – Аня с готовностью
ныряет головой в предбанник, и выныривает оттуда со шматком сала, краюшкой
хлеба и свечкой. Ныряю следом, достаю нож, кружку и разделочную доску. Зажигаем
свечку, разводим, и от души брызгаем на все четыре угла палатки:
- О, боги саамские! Да простите вы
неразумных чад ваших, да простите им грехи невольные! Да ниспошлите им погоды
безосадочной!
|
|
|
