|
|
|
Открываю глаза. Над головой хлопает тент, но шума дождя не слышно. Осторожно, чтобы не разбудить Аню с Петровичем, выползаю на улицу. Наконец-то при свете можно нормально осмотреться. Место занятное. Такое впечатление, что вокруг почудил пьяный бульдозерист. Гряды перемешанной с песком каменной крошки. Заваленные круглыми булыжниками поляны. Между булыжников трава пучками, словно шерсть у шелудивого пса. Вокруг уже привычный молодой лес, три четверти которого составляют деревья не выше полутора метров, между ними черные хлысты обгорелых стволов. Далеко за лесом серая полоска – цепочка озер. Еще дальше синеют округлые вершины Мончетундр.
А сверху, над всем этим, облака.
Первое, на что обращаешь внимание, когда приезжаешь на Север – это облака. Они
не такие, как у нас, в средней полосе. Наши аморфные, расплывчатые, словно
нарисованы акварелью на мокрой бумаге. Северные облака рисуют густым маслом на
холсте. Тяжелые, с четко очерченными ярко-белыми границами, плывут они над
головами огромными серыми дирижаблями. Говорят, у чукчей не менее полусотни
названий для обычного снега. Снег мягкий, снег жесткий, снег подтаявший и снег,
нанесенный метелью. Для каждого имеется свое название, это их жизнь. У
архангельских поморов аналогичная картина в отношении облаков. Облака вообще
называются "небесья". Темная синева на горизонте перед восходом или
закатом – "бусова". Округлые серебристые тучки перед грозой зовутся
"быками", и так далее. Сейчас, по поморским понятиям, по небу идет
"замолодь" - чистые, гладкие, белые, округлые экземпляры.
Ясно, что в нашем лагере сегодня задержимся надолго, ибо вещей мокрых немеряно. Дежурят сегодня Гена с Петровичем, но будить их нет смысла, спешить некуда. Вытаскиваю из палатки топор, иду вверх по реке за дровами. Вместо дров напарываюсь на черничник и устраиваю первый завтрак.
Костер никак не разгорается, дрова насквозь пропитаны водой. Долго прыгаю вокруг будущего костра, размахивая Аниной подстилкой для сидения, но там горит, в основном, кусок оргстекла, которое мы используем в качестве растопки. Однако человеческий гений и изрядная настырность всё же торжествуют. Не прошло и часа, как в каменном очаге запылали веселые горячие язычки. Беру котлы, иду к реке за водой.
Когда возвращаюсь, у костра стоит Витя. Долго молча топчется на одном месте, смотрит, как я устанавливаю на камнях очага норовящие опрокинуться котлы, мнется, и, наконец, решается: "Гриш, сходил бы к автобусу, посмотрел бы, жив там Геннадий или нет". Да, представляю, что творится сейчас в душе у командира, какие его мучают сомнения, если он даже боится посмотреть на своего подопечного. "Ладно, сейчас схожу, только вот котлы закреплю".
Сходить, однако, не успел. Едва дошел до брода, как увидел спускающегося навстречу Гену с охапкой тряпья в руках. "Как спалось?" – "Отлично! Зря вы со мной не пошли". Да, как же. Оптимист хренов. Там для одного места мало, не хватало на пятачке два на полтора метра вшестером толкаться.
Возвращаемся в лагерь. Встали все. Натягивают веревки, развешивают мокрое тряпье. А у меня есть еще одна забота. Сегодня будем в городе, поэтому хотелось бы помыться и сменить белье, постирать грязное. Несмотря на то, что термометр показывает всего семь градусов, и на сильный ветер, да и воду в реке, как показал вчерашний и сегодняшний опыт, никто греть не собирался, беру мыло, стиральный порошок, полотенце и прочие принадлежности, иду к заранее присмотренному удобному местечку между двух больших камней.
К мытью в холодной воде мне не привыкать, поэтому никаких проблем не возникает. Со стиркой хуже. В холодной воде страшно ломит пальцы. Они и без того болят – когда размокшими руками доставал вещи из рюкзака, поцарапал костяшки пальцев о молнию. Сейчас царапины воспалились, пальцы распухли и не гнутся. От холода и ветра одна лишь радость – нет насекомых.
"Григорий, давайте рыбу" – Татьяна готовит завтрак. Облазил всё, но рыбы не нашел. Вместе с рыбой пропала карта Куцкольского участка маршрута. Подозреваю, что эта чертова селедка просто прикидывалась мертвой, а при первом удобном случае сперла карту, чтобы ловчее было искать дорогу к родному озеру и сделала ноги. Или что там рыба вместо ног сделать может? Плавники, наверное. Хорошо еще, что идти по той карте нам оставалось совсем мало, крайняя точка – отвалы карьера видны с дороги отовсюду невооруженным глазом.
Потери не только у меня. Витя не может найти свою бамбуковую палочку – выручалочку с веревочными узелками, которую возил от самого Рыбачьего. Сильно расстроился. Похоже, фортуна отвернется от нас теперь окончательно.
На огонек подошла парочка рыбаков. Попросили кипяточку, заварили по кружке чая, выпили и потопали дальше, в сторону Оленегорска. Это радует. Раз так запросто здесь ходят пешком люди, значит и нам немного осталось до нормальной дороги.
Как и ожидалось, сушка вещей растянулась надолго. Выезжаем снова около пяти часов вечера. Я первый вытаскиваю велосипед на дорогу, и не спеша, разогреваясь, еду вперед. Проехал метров двести, и вдруг снова вижу след одинокого велотуриста. Совсем свежий! Он ночевал рядом с нами, и выехал чуть раньше! Ноги автоматически давят на педали, стрелой лечу вслед загадочному герою.
Минут через пять догоняю Аню. Она
пролезла через лес напрямую, незамеченная вышла на дорогу чуть раньше меня и
едет, оставляя за собой такой красивый и одинокий велосипедный след. А я-то
думал, что сейчас раскрою Великую Велотуристскую Тайну. Какое разочарование!
Однако, чуть подумав, решил, что не всё так и плохо. Одинокий Велотурист по
Кольскому всё же ездит, в том, что у Печенги и Никеля видели его следы, нет
никакого сомнения. А то, что мы его пока не встретили… Что же, будет стимул
приехать сюда еще раз.
Выезжаем на вершину подъема. Здесь я в первый и единственный раз порадовался происшедшему с лесом катаклизму. Стояли бы здесь высокие деревья, ни за что не увидели бы мы такого восхитительного пейзажа. Слева, на востоке огромные усеченные конусы отвалов, всё, что осталось от стоявшей там некогда Кир – горы, имевшей неосторожность хранить в своих недрах богатые железом минералы. Справа, на юге, за узкой светлой полоской озера оправдывающие свое название вершины Мончетундр ("монче" означает "красивый", "прекрасный"), на склонах которых можно разглядеть темное пятно Мончегорска. А прямо перед нами темнеют в дымке Хибины, с лежащими на вершинах облаками. Получается, что мы сейчас обозреваем долину, не менее тридцати километров в длину, и километров пятнадцать в ширину. Впечатляет. Дух захватывает.
Спуск с горы заканчивается площадкой примерно триста на триста метров. Площадка сплошь завалена округлыми булыжниками метра по полтора – два в диаметре. Между камнями вода. Много воды, над ней торчат только верхушки камней. Эта местность называется "Сухое болото", но сухого здесь не более, чем в Сухом пороге или Сухой Лумболке. Собственно, Сухое болото является верхней ступенькой Сухого порога.
Обойти болото невозможно. По
периметру густой кустарник. Дорога виляет вправо и идет по южной окраине болота.
Там лужи размером с небольшое озеро. Ничего лучше, чем прыгать с камня на
камень, держа велосипед подмышкой, не придумывается. Аня снимает рюкзак, ей
проще. Сделать то же самое мне не дает природная лень, и я так и прыгаю с камня
на камень с груженым велосипедом в руках. А каждый прыжок не менее метра.
Веселое развлечение. Вот он наконец, желанный берег. Крутой подъем на вершину
холма, напоминающего песчаную дюну. Бросаю велосипед, и прыгаю в обратном
направлении. Немного помог Ане. С пустым велосипедом прыгать по камням гораздо
приятнее.
Возвращаюсь еще раз, как раз к
моменту, когда подъезжают задержавшиеся на привале командир с завхозом. Отбираю
у Татьяны велосипед. Идти на этот раз решил по дороге. Камни там чуть поменьше,
зато воды выше колена. Держу курс на цепочку стоящих близко друг от друга
валунов, с каждого из которых прыгать до следующего чуть ближе, чем в остальных
местах. Едва успеваю влезть на первый, как позади раздается рев мотора. Едет
встреченный нами в Куцколи ЗИЛ. Едет, словно океанский лайнер, разрезая носом
волну. На подводных камнях его страшно колбасит, углы тангажа и крена достигают
градусов тридцати. Машина попискивает, поскрипывает и потрескивает каждой
гаечкой, но тем не менее уверенно ползет вперед. Проезжает мимо моего камня,
делаю шоферу ручкой. Ответного приветствия не дождался. Куда там, когда руль
играет под рукой, словно узда, накинутая на морду необъезженного мустанга.
После Сухого болота доехать до карьера было делом плевым. Вот мы уже объезжаем громадные покрышки, валяющиеся у подножия исполинской кучи породы. Кто-то, наверное, славно развлекался, запуская с вершины отвала резиновые кольца диаметром метра два с лишним. Вокруг ни одной живой души, ни птицы ни зверя. Только доносится из-за отвалов странный звон, словно кто-то через равные промежутки времени ударяет кувалдой по металлической цистерне. Картина совершенно апокалиптическая, в стиле Герберта Уэллса.
У подножия отвалов устроили перекус, испорченный жарким спором на тему: "А вот эти каменные глыбы, на которых мы расположили свою закуску, естественного происхождения, или скатились сверху?" Витя сторонник первого пункта. Камни лежат довольно далеко от подножия отвала. Я же пытаюсь приплести законы сохранения момента импульса и прочую физику, сводящуюся к тому, что если камень, падая с откоса, получит вращение, он может укатиться очень далеко. И, находясь здесь, мы подвергаем свою жизнь серьезной опасности, поэтому уходить отсюда нужно как можно быстрее. Тем более, что снова полил дождь.
Дорога уходит в узкий проход между двух циклопических размеров куч камней. Сюда, в эту щель, стекает со склонов вся вода, и поэтому здесь болото. Последние пара километров на дороге сплошная трясина, ноги проваливаются во влажный торф выше щиколоток. По колее навстречу нам текут мутные полноводные ручьи. Исток этих ручьев в большой луже, обойти которую также невозможно. Сразу из лужи начинается крутой каменистый подъем, выводящий на обширную ровную площадку, засыпанную черной каменной крошкой. За невысоким каменным валом глубокая яма, склоны которой изрезаны серпантинами дорог. По серпантинам, как мухи по стенкам, ползут громадины БЕЛАЗы. Чуть справа в ложбине стоит экскаватор и методично долбит ковшом по камням. Звук ударов ветер разносит на много километров, его мы слышали почти от самого лагеря.
Витя, старый шофер, тут же рванул смотреть машины, на ходу вытаскивая из сумки видеокамеру. Мы же посмотрели на часы (а было уже без малого восемь вечера) и решили, что не худо бы в город успеть, пока магазины не позакрывались. Витя еще и старый спортсмен, догнать нас, тихоходов, ему ничего не стоит.
Тихоходность наша, правда, была поставлена под сильное сомнение, когда от карьероуправления за нами увязалась пара огромных, грозного вида собак. Хотя они не проявляли признаков агрессивности, а просто несколько километров бежали за нами по дороге, скорость подняли значительно. Командир смог догнать группу только тогда, когда друзья человека отстали, да и то запыхался заметно.
Собрались у стоящего без
движения на обочине огромного, как и всё здесь, экскаватора. Стоило нам остановиться,
из кабины тут же появился охранник. Посмотрел на нас, решил, что ковш
отвинчивать мы не собираемся, и снова скрылся в своей кабине. Там тепло и тихо,
а у нас здесь сильный ветер, плюс четыре по Цельсию и мокрые ноги. Ковш,
кстати, стоило открутить, в хозяйстве пригодился бы. Вполне мог бы послужить
гаражом для Жигулей. А если не закидываться на верстак и шкаф для инструментов,
то и для Волги. Вот только везти на велосипеде его неудобно. Ограничились фото
на память.
Между карьером и городом приличному туристу делать нечего. Слева идет железная дорога, справа какие-то отстойники, вопрос где встать, перед городом или за ним отпадает сам собой. Плотно укатанная грейдерная дорога из серой каменной крошки плавно сменяется хорошего качества асфальтом, на последнем спуске пролетаем мимо складов, автохозяйств и оказываемся на перекрестке. Дорога прямо идет на горнообогатительный комбинат, а нам направо, под мост.
Проезжаем детский сад, пожарную команду, баню. Толкаю Гену в бок: "Не хочешь зайти?", он мотает головой и мычит что-то нечленораздельное, еще не отошел от бани Куцкольской. Подъезжаем к магазину. Маслов остается караулить велосипеды, а остальные идут за покупками. "Петрович, тебе чего купить?" – спрашиваю я, стоя на ступеньках магазина. "Что себе, то и мне". Всё ясно. Завхоз с Аней что-то обсуждают у бакалейного отдела, а я прямиком отправляюсь в штучный, где обнаруживаю "Бочкарев - бочковое", которое я одно время очень уважал. Пока покупаю, подбегает невзрачного вида мужичонка: "Откуда, ребята?". Ситуация традиционная, набор вопросов и ответов тоже стандартный, Разговор заканчивается быстро, выхожу на улицу.
Там Петрович в компании с девицей маргинальной наружности и с не менее маргинальными манерами. Речь девицы дается в синхронном переводе с матерного на русский. В оригинале все слова, которые имеют матерные синонимы, были матерными, кроме того мат употреблялся еще для связи слов в предложениях, и вообще, в произвольных местах..
- Во! Еще один! – закричала девица –
Ты-то какого хрена сюда приехал?
- Ну, скажем, пивка попить – добродушно
отвечаю я, протягивая Петровичу откупоренную бутылку "Бочкарева".
- Ни хрена себе, пивка попить! –
отзывается дама. – Ну дебил! Ну дурила! Пива попить! Сидел бы дома, пил пиво, а
сюда нечего было ехать. Ты что, давно по харе не получал? Скажи спасибо, что
они вас еще не видели!
- Да кто? Кто они?
- Кто? Известно кто! Ну, придурок! Сейчас
бы давно ваши велосипеды по дороге бы валялись разбросанные. Ну, козел! Ну,
дебил! Хватай скорей велосипед, и сваливай отсюда, козел!
- Да мы, вообще-то и не собирались здесь
задерживаться. Только кто наши велосипеды по дороге разбрасывать собрался?
- Кто! Панки с металлистами… Ну, дурак!
Ты скажи спасибо, что живой еще здесь стоишь. В общем так: хватай велосипед, и
сваливай отсюда немедленно. А то они сейчас появятся. Вон, вон видишь? Идет уже
один – К магазину действительно подходит молодой парень. Накачанный, в
спортивном костюме. Но никаких поползновений к разбрасыванию велосипедов с его
стороны не заметно.
- А зачем мы им нужны?
- А низачем! Это же дебилы! Придурки!
Возьмут, и просто так морду набьют! А велосипеды по дороге раскидают. Так что
давай, ноги в руки, и сваливай отсюда незамедлительно. Дебил! Ну, уроды! Ну
дураки! Пивка попить приехали, придурки! А велосипеды по всей дороге собирать
не хотите? Сейчас вам сделают.
В этот момент из магазина появляется давешний мужичонка с пацаном лет четырех за руку. За ним, нагруженные пакетами с продуктами, Аня с Таней.
- Во! Это мой – обрадовалась девица при виде мужичонки – И сын мой.
Сейчас ко мне пойдем. Ты гостинцев ребенку купил, козел?
- Этот мальчишка, как нас увидел, так
побираться начал – шепчет мне Аня - Мы конфет ему дали, так он за нами по
магазину ходил, выпрашивал и то, и это.
- Ладно – говорю я девице – Уговорила.
Сваливаем мы из города. Не подскажете, где у вас можно палатки поставить,
отдохнуть?
- А! Так вам на Куреньгу надо. Расскажи,
как им на Куреньгу проехать – обращается девица к мужичонке.
- Дык эта… Ну… Дык, вот! – Осознавая
ответственность момента, мужичонка пытается объяснить всё без мата, но слов
явно не хватает – Дык, до милиции доедете, там это… поворот. Потом до этого –
он показывает руками что-то большое и прямоугольное.
- Рекламный щит? – пытаюсь прояснить вопрос.
- Нет. Ну эта… До пивбара, короче! А там на гастроном. Короче, там увидите.
Достаю карту, ищу Куреньгу. Ага!
Вот она, губа Куреньга, залив озера Имандра. Вытекающая из залива протока
пересекает автодорогу Оленегорск – Ловозеро. Отлично, нам туда и надо. Несмотря
на объяснения наших новых друзей, заблудиться невозможно. Нужно ехать до
железной дороги, вдоль нее проехать на юг до шоссе Санкт-Петербург – Мурманск,
а там недалеко до нужного нам перекрестка.
Всего девять вечера, а Оленегорск словно вымер. По пустым улицам идут редкие прохожие, катят еще более редкие автомобили. Выезжаем на пустое шоссе. Закладываем широкую петлю, градусов в триста, на кольцеобразной развязке, проезжаем мост над железной дорогой, и вот он, искомый перекресток со стрелкой и надписью: "Ловозеро". От перекрестка длинный плавный спуск, и вот мы уже стоим на мосту через очередную шумную полноводную речку, длина которой от истока до устья километров пять.
Сюда ездят отдыхать оленегорцы, и потому берега реки изрядно загажены. Однако, побегав немного по окрестностям, удалось найти хорошую площадку. Далековато от реки и близковато от шоссе, но зато ровно, чистенько, со всех сторон закрыто деревьями и полно дров – рядом проходит ЛЭП, под ней только что вырубили лес, и там валяются трупы елок с не успевшей еще засохнуть хвоей.
Любители пионерских костров Витя с Геной натаскали кучу таких елок. Брошенная в костер хвоя вспыхивает, словно порох. Если посмотреть сейчас на наш костер, тут же вспоминается Паниковский, по неопытности разведший такой большой огонь, что, казалось, горит целая деревня. Хвоя прогорает, к успокоившемуся огню тянутся велотуристы с мокрыми вещами в руках. Но, стоит им развесить эти вещички у огня, тут же появляется кто-то из наших пироманов, подбрасывает очередную охапку смолистых веток, и приходится, бросив все дела, бежать спасать свой скарб из полымени.
Перед закатом тучи разошлись, ветер успокоился, успокоились и пироманы. Похолодало почти до нуля. Пользуемся хорошей погодой и обилием топлива, долго сидим у костра, любуемся закатом, травим байки. Сегодня закончилась вторая фаза нашего похода. Завтра вечером уходим в горы.
|
|
|
