|
|
|
Утром Хибины, словно хорошая хозяйка, раздвинули облачные драпировки, и стала видна округлая долина, километра два с лишним в диаметре. На юго-восток плавно поднимается уже знакомая моренная гряда. Левее, на востоке, похожая на нос гигантской баржи гора Кукис. Своим острым "носом" гора смотрит точно на юг, в сторону Кировска. Оттуда, как по аэродинамической трубе, тянет крепкий южный ветер. Срывает с окрестных хребтов огромные куски туч и дробит их, словно настоящие пенные волны о нос корабля. Отдельные тучки пролетают и над нашим лагерем, посыпая его мелким дождичком.
С северо-востока на север ведет имеющий вид гигантского картофельного бурта, или, если угодно, двухскатной крыши длиной двенадцать километров, хребет Пачвумчорр. От севера-запада до юго-запада долину ограничивают хребты с не менее красивыми названиями Тахтарпорр и Тахтарвумчорр. Склоны изрезаны полукруглыми кулуарами, в глубине которых белеют небольшие снежники. Тахтарвумчорр в переводе означает "хребет долины желанного отдыха".
Между Пачвумчорром и Тахтарпором видно узкое ущелье, носящее имя одного из исследователей Хибинских гор, финского геолога Рамзая. Ущелье заканчивается одноименным перевалом. До перевала от лагеря километров пять. Решаю для себя, если будет вечером возможность, обязательно туда схожу, говорят, там есть на что посмотреть.
Почти до полудня валяемся в
палатках. На улицу вылезать не хочется, там холодно и сыро. Но нужно. Хочется
кушать, а мы с Аней сегодня дежурим. К полудню готов то ли поздний завтрак, то
ли ранний обед. Примерно в это время заканчивается и дождь. И запланированная
на сегодня поездка на перевалы, которую откладывали всё утро, вновь стоит на
повестке дня. Времени остается мало, поэтому решаем разбиться на две группы. Витя
с Таней и видеокамерой едут на перевал Юкспорлак. Мы с Петровичем, Аней и
фотоаппаратом на Кукисвумчорр. Последний несложен, через него проходит
автомобильная дорога. Поэтому, сделав нужные для отчета снимки, мы еще успеем
сгонять на Юкспорлак и пофотографировать там.
Гена рвется с нами. Но кому-то нужно всё равно остаться охранять лагерь. И Гена первый кандидат по одной простой причине. "Ты лучше, мля, велосипед свой ремонтируй" – непререкаемо заявляет наш главный инженер Маслов. Генин велосипед, обычно и так представляющий из себя жалостное зрелище, сейчас на грани полного издыхания.
Выезжаем втроем к перекрестку, поворачиваем налево. Отличная, широкая и плотно укатанная дорога плавным зигзагом взлетает на очередную гряду, на этот раз совсем небольшую. Через километр очередной взлет… Стоп, что-то не то. Прямо перед нами песчаный карьер, выезда из которого не видно. Влезаю на возвышающийся слева над дорогой бруствер, обозреваю оттуда окрестности. Ага, вон она, дорога. Идет вдоль речушки, по противоположной, левой стороне ущелья. Как тот пьяный, который искал рубль не там, где потерял, а там, где светлее, мы поехали не туда, куда нам надо, а туда, где дорога лучше.
Конечно, можно вернуться на
километр назад, к неприметной развилке, но возвращаться уж очень неохота.
Отчаянно тормозя пятками, велосипедами и всем, чем можно тормозить, сползаем
вниз по крутому откосу. Посередине склона попадаем в заросли очень крупной и
очень спелой черники и на некоторое время забываем и о дороге и о перевалах.
От черничника отрываемся с большим трудом. Аню приходится чуть ли не оттаскивать вдвоем. Спускаемся к реке. Здесь, у подножия отвала, валяется разный деревянный мусор. Отмечаем для себя это месторождение чрезвычайно полезных для нас ископаемых. На обратном пути наберем дров для костра.
Дорога идет по полукруглому желобу ущелья. Слева тянется от самого лагеря гребень Пачвумчорра. Справа массив горы Кукисвумчорр, давшей название и ущелью, и перевалу. Переводится с саамского, как "гора с плоской вершиной". Вершину не видно, она закрыта облаками, но оснований не доверять древним жителям Севера нет, поэтому проверять плоскость вершины не полезли.
Несмотря на то, что на дороге
полно камней, встречаются засыпанные галькой участки, ехать легко и приятно. На
короткие крутые подъемы, метров по двадцать – тридцать, взлетаем с хода, между
ними ровные участки. Где перевал непонятно. Сверяюсь с картой. Так… перевал
должен быть за длинным озером. А вон и оно. Слева, под высокой насыпью дороги.
Еще пара взлетов. Судя по всему, перевал здесь. Позади озеро Длинное. С большой
буквы – это не ошибка. Озеро так называется. Впереди тоже небольшое озеро.
Названия на карте нет, но на язык так и просится название "Круглое".
Оно, конечно, не идеально круглое, но вспоминается расположенная недалеко от
моей малой родины деревня Маевка, там тоже были два озера, озеро Длинное и
озеро Круглое. Поэтому вот такие ассоциации.
На откосе дороги кучка камней,
по-видимому тур, хотя на тур ни капли не похожа. Тот должен быть пирамидкой, а
здесь просто бесформенная куча. Как истинные мастера фальсификаций ставим
велосипеды за этим, как бы, туром так, чтобы наружу торчали только рули и
передние колеса, и не было бы заметно отсутствие груза на багажниках, рядом
встают Аня с Петровичем. Делаю снимок. Всё, на этом первая часть обязательной
программы закончена, можно немного покатать произвольную. В первую очередь,
конечно, узнать, а что там блестит, метрах в трехстах дальше за перевалом.
Но вначале перекус. Дурная привычка, привитая настырным командиром. Прячемся от ветра в расщелины между камней, приканчиваем специально привезенный из Кировска кефир. Попутно рассматриваем окрестности. Рассматривать особо нечего. Сплошные осыпи. Ни деревца, ни травинки. Только вездесущие лишайники на камнях, и внизу, у озер, немного зеленого мха. Спустился к озеру, помыл руки, но удовольствия от этого не получил.
Нам навстречу идет группа
туристов. Потом другая. Все какие-то заморенные, без огонька в глазах.
Школьники, лет по пятнадцать – шестнадцать. Канючат: "Дядь, подвези до
Кировска". "Извини" – отвечаю – "Нам в другую
сторону". Позади пара взрослых. То ли инструкторы, то ли просто
какие-нибудь учителя физкультуры. Тоже с постными лицами, без обычной в
подобных случаях гитары и романтических песен.
Едем смотреть на загадочный блестящий предмет впереди. У дороги черный, с красными прожилками камень, высотой полтора метра. На камне табличка из нержавейки: "Марецкий Владик. Ему было 14 лет, он очень любил горы. 3 марта 1996 г." У подножия свежий букет цветов, на верхушке камня оранжевая каска со зловещей трещиной. Глаза невольно скользят вверх по склону. Прямо над нами шестисотметровая стенка. Сверху отвесная скала, метров четыреста высотой, остальное крутая осыпь. Наверное, это случилось там. Почтили память мальчишки минутой молчания.
Смотрим на карту. Хорошо бы, конечно съехать до самого низа, дорога позволяет сделать это не напрягаясь. Там, внизу красивый водопад, до него километров восемь. Ну, пусть не до водопада, хотя бы до леса, это всего четыре километра. Но пообещали командиру, что подъедем на Юкспорлак, сделаем снимки. Ладно, в лес не поедем, спустимся хотя бы вот до того озерка с красивым названием "Сердцевидное".
От озера просматривается ущелье.
Зеленая полоса леса и ярко освещенные солнцем склоны массива Путелличорр
(хребет Пришельца). Наверное, тучки не смогли перевалить через Хибины и залегли
сейчас все на южных хребтах.
Прямо перед нами, словно три богатыря три пика: пик Марченко (1032 м), Куэльпорр (950 м), и, чуть за ним Каскаснюнчорр (1100 м). Стоим, любуемся вершинами, придерживая, по совету Козьмы Пруткова, картузы за козырьки. "Остаться и пожить бы здесь был рад", как говорил один мой знакомый поэт, но пора ехать откатывать вторую часть обязательной программы.
Разворачиваемся, едем назад. Проехали метров двести, на очередном взлете вдруг слышу металлический щелчок внизу, и чувствую, что ноги крутят вхолостую. Зажимаю тормоза, спрыгиваю с велосипеда. Цепь черной кучкой валяется возле заднего колеса. Не выдержала хваленая японская сталь русских горок. Самое интересное то, как выбран момент. Утром Петрович всё порывался взять с собой ремкомплект и инструменты, и я же лично его от этой затеи отговорил.
Делать теперь нечего. Топаю на
перевал пешком. Хорошо еще, что недалеко уехали. За перевалом легче. С горки
велосипед едет сам. А, когда я подобрал утерянный кем-то двухметровый дрын, то
и по ровному месту еду в седле. Отталкиваюсь от земли дрыном, словно заправский
плотогон, и велосипед медленно, но верно катит по дороге.
Остановились у карьера, неспешно занимаемся разработкой месторождения дров. Спешить уже некуда. Из-за обрыва цепи двигались медленно, еще в лагерь нужно ремонтироваться ехать. На Юкспорлак однозначно не успеваем. Вскоре на багажниках красуются основательные вязанки, перевязанные стропами. Ехать с таким грузом тяжело, но отсюда до лагеря рукой подать, всего два километра.
Где-то на горе слышен собачий лай. Этот же лай мы слышали четыре часа назад, когда только ехали на перевал. По-моему обычные бродячие собаки, но Петровича лай обеспокоил. "Собака та же. Вдруг там хозяину плохо, лежит без сознания, а собака на поводке, убежать не может. Нужно сходить посмотреть". "Ладно" – отвечаю ему – "Только кто знает, сколько эту собаку искать нужно. Давай дрова в лагерь отвезем, потом пойдешь".
В лагере мы с Петровичем вытащили из цепи поломанное звено, поставили цепь на место, склепали. До Апатит как-нибудь доедет. После этого Петрович налегке поехал искать собаку. Гена с Аней где-то бродят. Сижу в одиночестве, занимаюсь ландшафтотерапией. Потом тоже побродил среди карликового леса, возможно, в последний раз, пофотографировал. Возвращаюсь в лагерь, там по-прежнему пустота. Сижу у костра, ловлю последние минуты покоя. Однако, что-то долго Петровича нет. Давно уже собираюсь осуществить утренние планы, сходить в ущелье Рамзая, но отсутствие Маслова беспокоит. Третий час где-то бродит, не пора ли уже его самого идти искать?
Определил для себя время. Если в семь не вернется, выхожу на поиски. И вышел. Но не успев пройти и сотни метров, встречаю спускающегося навстречу Петровича. Говорят: "На человеке лица нет". Это не про нашего механика сейчас. Лицо у него сейчас есть. Но очень уж ужасное на нем выражение.
- Что, не нашел? - Интересуюсь я.
- Нашел. И потерял. – сдавленным голосом отвечает Петрович.
- Как так?
- Вот так. Шел на лай. На самую вершину,
мля, поднялся. Там камень, на нем собачонка сидит. Домашняя, ухоженная, с
ошейником. Приехала с кем-то на пикник, и потерялась. Бегала, искала. Вверх
лезет, а вниз головой повернется – страшно. Так и залезла, мля, на самую
вершину. Я ее подзываю, а она перенервничала, и меня боится. Стоит на краешеке
скалы, я подошел к ней потихоньку, только руку протянул, она от меня метнулась,
и сорвалась. Метров сто по воздуху летела, визжала. А за ней я сам, мля, чуть
не улетел. Куда поперся, старый дурак! И вниз потом два часа спускался. Везде,
мля, круто очень и скользко. Полз по склону, всё за елки с березками цеплялся.
Вокруг горы обошел, вон там только спустился, дурак, мля! – И машет рукой в
сторону ущелья Рамзая.
Туда, очевидно, я сходить уже не
успею. Тем более, что закапал дождь. Заползаю в палатку. Там сладко спит Аня.
Вот, оказывается, куда она подевалась. Вью себе в предбаннике уютное гнездышко
из рюкзаков, трапиков, пакетов с одеждой и прочей мелочи. Удобно устраиваюсь
напротив открытого полога, и под стук дождя о натянутую ткань пишу дневник. Вот
так, наверное, сидел в своем Болдине Александр Сергеевич перед окошком, и,
поскрипывая гусиным пером по бумаге выписывал что-то бессмертное, типа:
"Унылая пора, очей очарованье".
Дождь тем временем превратился в ливень, и под боком предательски захлюпало. Непорядок. Выползаю из палатки, наглухо задраиваю вход, достаю из кучи дров свой давешний толкательный дрын, и концом дрына прокапываю вокруг палатки дренажные канавы.
У своей палатки копается в рюкзаке Витя. Когда он подъехал, я не заметил. Татьяны не видно. Перед тем, как залезть опять под крышу, спрашиваю командира:
- Куда Татьяну дел?
- Мы там, под перевалом, черники набрали,
Таня в город поехала за сахаром. Ягоды будет засыпать, чтобы домой отвезти.
Наконец, дождь стихает. Выползаю из своего убежища на свет божий. Вся наша полянка превратилась в большую лужу, из которой торчат пучки травы. Вокруг сплошная облачность. Но это уже не та плотная пелена, какая была вчера вечером или сегодня утром. Ветер раздергал ее в клочья, и теперь эти клочья слетают с гор, пролетают над озером, почти касаясь воды, и по ущельям уходят на север.
Иду к костру. Всё залито водой.
Дрова лежат в луже. Вместо костра груда насквозь мокрых головешек. Хорошо, что
хоть оргстекла у нас еще солидный кусок остался. Пытаюсь высушить пропитанные
влагой ветки в желтом, коптящем, потрескивающем пламени и сожалею, что не понял
назначения еще одного артефакта в нашей игре. Не оставь я вчера на автостоянке
бутыль с бензином, сейчас дело пошло бы гораздо веселее.
Выползает из палатки Витя. Ему по должности положено. Они сегодня с Татьяной дежурные. А вот и сама Татьяна, мокрая насквозь, плывет по лужам к лагерю, сопровождаемая четвероногим спутником. Пока мы вдвоем машем вокруг костра один Аниным сиденьем, второй разделочной доской, она успевает переодеться и присоединяется к нашим шаманским танцам.
Наконец, костер горит, вода в котлах греется, и, пока готовится наш последний в этом походе ужин, Витя с Таней успевают рассказать мне, как съездили на Юкспоррлак. От лагеря до перевала чуть больше десяти километров. Перевал находится в узкой щели между двумя горными хребтами. Посередине седловины торчит треугольная скала, которую называют "Зуб академика Ферсмана". Ферсман – один из исследователей Хибин, и его именем здесь названо много чего, в том числе самая высокая гора (1202 метра).
Ущелье, по которому идет тропа, всё завалено камнями. Велосипеды пришлось спрятать внизу, идти дальше налегке. Тем более, что фотоаппарат, как и ожидалось, отказал, и сделать фото для отчета всё равно не получится. Да и нога у Вити разболелась так, что даже без велосипеда идти тяжело. Пересекли небольшой снежник, лежащий у подножия Зуба Ферсмана и вышли к перевальной точке. Отсюда взошли на самый верх скалы. По дороге много "живых" камней, один из них, выскочив из под ноги командира, чуть было не попал в Татьяну. Хорошо, она успела убрать ногу, а камень был с трехлитровую банку.
По ходу рассказа из палаток по одному стали подтягиваться к огоньку остальные туристы. Пока в котле дозревает, побулькивая, супчик, Петрович успевает распорядиться остатками спирта. График потребления огненной воды был составлен и соблюден почти идеально, и сегодняшняя доза лишь чуть-чуть превышает обычную. Ничего, излишки идут на щедрое брызганье всем туристским богам, коих поминали в течение всего похода, возношу им прощальную молитву.
Уже в палатке, лежа в спальнике, и глядя в темный полог палатки, вдруг понимаю, чего же мне в этом походе не хватало. А не хватало простой вещи. В каждом походе я обязательно находил возможность полюбоваться звездным небом. А тут за весь поход ни одной, даже самой завалящей звездочки. Вначале были белые ночи, а потом небо постоянно было затянуто тучами. Вспоминаю даже фантастический рассказ про планету трех солнц, где было всегда светло. Раз в тысячелетие случалось противостояние, наступала ночь, и от вида бездонной бездны, усеянной мерцающими огненными точками, жители планеты сходили с ума.
|
|
|
