|
|
|
Проснулся без четверти пять утра. Уже началось традиционное предпоходное возбуждение, спать совершенно не хочется. Долго лежу на своей верхней полке, смотрю в окно, в голову лезет всякая философия.
Солнце еще не взошло, но на улице уже светло. Лес спит, укрытый густыми полосами тумана. Из под тумана матово поблескивают озера, словно запотевшие после душа зеркала в ванной комнате. Наконец медленно, лениво появляется на горизонте ярко-красная полоса. И долго потом из-за сопок торчит алая краюха, наводя на мысли, что не зря наши предки употребляли выражение "красно солнышко". Только здесь, на севере, могло оно зародиться. В южных широтах такого не увидишь, там светило выскакивает из-за горизонта, словно пробка из бутылки шампанского и сразу начинает жарить ярким белым светом.
А север, между тем, ощущается уже не только благодаря солнцу. В вагоне свежо. В открытое с таким трудом вчера окно страшно дует, а без топора его не закрыть. Мои спутники в соседнем купе лежат закутанные в спальники с ног до головы.
В Кандалакше обнаруживаем, что поезд опаздывает на два часа. В это время все, за исключением Ани, которая не просыпается уже вторые сутки, собрались за столом на завтрак, и сама собой традиционная застольная беседа переходит в обсуждение причин отставания. Нам с Масловым удалось найти наиболее правдоподобную версию. Гена пожирал вчера свою тухлую курицу как раз напротив купе проводников. А спиртом не угостил. То ли от амебы, то ли просто при виде отвратительного зрелища, проводникам стало плохо, и на первой же станции они побежали в придорожные кусты облегчать желудки. И так их скрутило, что два часа не могли остановиться. Всё это время поезду их ожидал, отчего и образовалось опоздание.
С верхней полки время от времени слышится хихиканье. Татьяна читает книгу о байкальском походе. Этот смех явно беспокоит Гену, он-то догадывается о его причинах, и потому всё время пытается оправдаться: "Эта… Что там про меня написано, всё неправда. Григорий меня бабником изобразил, я не такой".
И тут же сам себя опровергает. Разомлев от жары, он не сразу заметил в третьем купе симпатичную девчонку. Но, заметив, среагировал моментально. Забегал туда-сюда, и уже спустя полчаса сообщил мне, что девчонку зовут Ирина, она мурманчанка, и что к концу поездки у него обязательно будет ее телефончик. После чего убежал в третье купе, и просидел там до самого Мурманска. А я отметил про себя: "Везет же Гене на Иринок. В прошлом году полпохода прошло под звездой неземной, но несчастной любви к коварной иркутской красавице Иринке. И вот теперь, поход еще не начался, а тут уже…".
Итак, Гена охмуряет свою новую знакомую, а мы прилипли к окнам вагона. Поезд прошел город Апатиты, и теперь справа по курсу во всей красе возвышаются цвета хаки, с салатовыми проплешинами лишайников, склоны Хибинских гор. Достаю из рюкзака карту-километровку, и минут сорок мы тычем в нее пальцами, выискивая названия увиденных ущелий и вершин, пытаемся разглядеть в раскинувшемся у подножия гор лесу дорогу, по которой нам предстоит ехать в самом конце похода.
Давно прошли два часа дня, когда, согласно расписанию, поезд должен был прийти на железнодорожный вокзал Мурманска. Сейчас он еле тащится вдоль реки Колы. По берегам, несмотря на будний день, валяются разомлевшие загорающие, словно тут и не Мурманск вовсе, а какой-нибудь Геленджик. Кое-где берега каменистые, обрывистые, и тогда отдыхающие валяются прямо на железнодорожной насыпи. Нам хочется туда, к ним, к прохладной водичке, плавать в тихих заводях, ловить лицом брызги многочисленных порогов… Но мы всё сидим и сидим, изнывая от духоты в раскаленном вагоне.
А поезд уже идет берегом Кольского залива. На море отлив, и вместо морской глади на солнце блестит жидкая грязь, в которой копаются чайки. Легкий ветерок несет сквозь открытое окно запахи тухлятины, доводящие наши измученные жарой организмы до состояния полной невменяемости.
Наконец, просыпается Аня. Поразительное чутье. Значит, подъезжаем. Из третьего купе ни с чем возвращается Гена. На Иринку не произвели впечатления ни мощный обнаженный торс, ни стройные волосатые ноги, ни обтянутая лилово-голубыми лайкровыми велотрусами область между торсом и ногами нашего Аполлона.
Выгружаемся на вокзале, на раскаленном асфальте перрона. Солнце жжет так, словно над нашими головами собрались в кучу все до единой озоновые дыры, коих, как известно, особенно много в приполярных широтах. Таскаем велосипеды через железнодорожные пути, обливаясь потом.
Для начала нам предстоит ехать к пограничникам за пропусками. К погранотряду от вокзала налево по главной улице километра два, причем второй в крутую гору. На середине подъема поворот налево, на ул. Туристов. В конце улицы серое здание за забором – штаб Мурманского погранотряда. Я, как человек, иcпорченый корпоративной этикой, решил, что заявляться в официальное учреждение в трусах не совсем этично, и теперь мучаюсь в плотных спортивных штанах. До места доезжаю совсем взмыленный.
К счастью, у ворот заведения небольшая площадка, а вокруг нее поросшие травой крутые откосы и отличная, густая тень. Все валятся на траву, а мы с Невским идем ко входу в здание. Здесь на КПП стоит парочка, судя по зауженной форме и сапогам гармошкой, старослужащих – пограничников. Отдаем им свои документы. "О! Земляки!" – заглянув в паспорта радостно заявляет первый. И, пока второй из будки звонит куда-то по телефону, начинаем общаться.
Парень родом не просто из Тулы, но еще и из Пролетарского района, а, значит, для нас с Геной и Аней дважды земляк. В Туле жил у кинотеатра "Искра". Сейчас дослуживает последние полгода, скоро домой. Рассказывает, что в погранотряде туляков полно, чуть ли не половина.
Между тем, у нас проблемы. Во-первых, уже конец рабочего дня, и никого нет на месте. К счастью, наш земляк помогает нам отловить секретаршу, которая уже собралась идти домой. Но от этого не легче. Секретарша возвращается в здание, и через несколько минут звонит по телефону. Ни пропусков наших, ни письма у нее нет.
Вот так облом! Витя божится, что отсылал письмо с надежными людьми. Месяц назад шефы из Зареченской администрации возили в погранотряд группу призывников на стажировку. Письмо Витя передал с руководителем делегации.
С трудом, но секретаршу уговорили. Она разрешила Невскому пройти, чтобы поискать письмо самому, и он исчезает в недрах здания. А я продолжаю общаться с караульными. Выслушиваю рассказы о том, какой здесь полярный день, какая полярная ночь, какие здесь полярные сияния, и как с непривычки было трудно ко всему этому приспособиться. Кстати, получаю важную для нас информацию. Прогноз погоды говорит, что пятого числа сильно похолоднеет, пойдет дождь.
Витя тем временем перебирает вместе с секретаршей пачку бумаг, но результат по-прежнему нулевой. "Приходите завтра" – говорит секретарша, как сказала бы на ее месте любая из миллионов секретарш – "Подадите заявления, через десять дней пропуска будут готовы". Нас, конечно же, такой расклад совершенно не устраивает, и Витя готов дойти в своих поисках до самого товарища генерала. "Хорошо" – устало заявляет секретарша, поняв, что от Вити просто так не отделаешься, а ей пора домой, к мужу, детям и хозяйству – "Ждите майора Сергеева. Игорь Васильевич на совещании, будет через полчаса. Он решит ваш вопрос".
С этой новостью Витя выходит наружу. Идем делиться ей с остальными. На бордюре площадки уже разложена закуска. Женщины успели пробежать по магазинам, купить хлеба, сыра. За ужином рассказывают, что видели. Особенно понравились им не галантерейные магазины, и даже не бутики с нижним бельем, а почему-то магазин "Охота". Расписывают, какие там хорошие удочки, красивые ружья, крутые ножи, продается даже автомат Калашникова. Не настоящий, конечно, но хороший макет.
После ужина Невский пошел искать майора Сергеева. Гена, до ужина бесцельно крутившийся по площадке, тоже куда-то побежал. "Куда?" – кричит ему вслед Вова. "В магазин, автомат покупать!" – ответ раздается уже издалека.
Наконец, возвращается командир традиционно с двумя новостями - плохой и хорошей. Хорошая: наши документы нашлись, пропуска нам выдали. Плохая: Гене пропуск не дали. В письме, которое писали два месяца назад, вписан Камоликов, ему пропуск выписали. А Гена, присоединившийся к группе в последнюю неделю, в заявку, конечно, не попал. Как ни упрашивал Витя майора, ответ стандартный: "Пишите заявление, через десять дней получите ответ".
- Кстати, а где он сам? – Витя, наконец, заметил отсутствие главного фигуранта.
- В магазин ушел. – отвечает Аня.
- Автомат покупать – добавляю я.
- Как автомат? – пугается Витя – Он что, охренел, что ли? Мало того, что без
пропуска, так еще и с автоматом на спине будет кататься?
Пришел Гена. Без автомата, к великому облегчению командира. Витя сразу расслабляется и начинает проводить среди Гены политико-воспитательную работу, на ходу сочиняя историю, что Иринка из поезда – дочка начальника погранотряда, уже успела позвонить папаше и предупредить, что в Мурманск прибывает очень нахальный велотурист в синих трусах, и просила пропуск ему не выдавать. Хотя мы все дружно поддакивали, Гена не поверил.
Витя раздает пропуска. Смотрю в бумажку и с ужасом вижу, что номер паспорта не мой. Достаем копию письма – там то же самое. Злоупотребление командами "Копировать" - "Вставить" при наборе текстов в компьютере сыграло со мной злую шутку. Скопировал Анину строку, подкорректировал под себя, а номер исправить забыл. И теперь данные, указанные в моем пропуске, не совпадает с моими паспортными данными. А это значит, что с большой долей вероятности меня в погранзону не пустят. Можно, конечно, попытаться договориться, но получится или нет - бабушка надвое гадала. Выезжаю на маршрут с тяжелым чувством неопределенности.
Остается последняя формальность. Едем на главпочтамт. Для начала звоню домой, получаю последние напутствия от жены. Теперь формальная часть. Набираю номер Московского турклуба и на усталое "Алло" в трубке бодро тарабаню:
- Маршрутная книжка номер один-дробь-пять
пятьсот четыре. Руководитель группы Невский. Выходим на маршрут из Мурманска.
- Какая-какая группа? А, нашел. Счастливого пути! Как погода в Мурманске?
- Жарко. Сейчас двадцать пять, днем было двадцать девять.
- Жарко! – в трубке глубокий вздох – Везде жарко. Даже в Мурманске, и то жарко. Ну, удачи.
- Спасибо! – радостно ору в трубку. Всё.
Формальности на этом закончены.
Выхожу из здания почтамта, с наслаждением стягиваю с себя ненавистные штаны. В велотрусах гораздо комфортнее. Вова тем временем выпросил у Ани кусок белой, в мелкий цветочек тряпки, соорудил из нее бандану, похожую на косынку, в которых бабы на сенокосе ворошат граблями сено. Узнаем у ближайшего водителя дорогу на Колу, и едем вдоль железной дороги назад, в сторону Москвы. Там, в пятнадцати километрах отсюда, ближайший мост через залив.
Невский, едва отъехали, занялся собирательством. Вначале тормознул меня, спрашивает:
- Ножик можешь починить?
- Без проблем – отвечаю.
- Тогда подожди, там, на перекрестке валяется. - И возвращается назад.
Стою, жду, гадаю, что же там за нож. Через пару минут Витя возвращается
- Обознался. Там не нож, а блестящий кусок от автомобильного молдинга.
Едем дальше. Спускаемся к берегу залива, к рыбному порту. Тут же рыбный рынок. Дорога несколько подразбита, а это верный признак, что на ней обязательно валяется что-нибудь полезное. Витя несколько раз останавливается, подбирает битое оргстекло от автомобильных стоп-сигналов, пригодится костер разводить. Нашел почти новый повторитель поворотов для Жигулей:
- Тридцать рублей на дороге лежали, а я подобрал".
Проезжаем недостроенный мост через залив. За ним дорога уходит с берега на склоны сопок, начинаются первые, пока совсем простые спуски-подъемы. Гена взялся за старое. Бросает группу, уезжает далеко вперед. Когда догоняем его, говорю: "Давай-ка, Гена, подотстанем", и, вспомнив, как учил Гену Олег Никитин, крепко матюкаю. "Если ты, такой-сякой, туда-тебя-растуда и так-разэтак будешь группу бросать, то лучше садись на поезд, да мотай домой, пока от железной дороги еще не отъехали!". Гене очень редко приходилось видеть меня в гневе, и он от неожиданности на некоторое время присмирел.
Так доезжаем до поселка Кола. В первом попавшемся магазине покупаем продукты. Здесь впервые увидели пиво местного разлива "Кольское Поморское". Уговариваю Маслова взять на дегустацию. Пиво только в пластиковых бутылках, коллекционирующему пробки от пивных бутылок Камоликову не повезло, останется без подарка.
Под мостом мощное течение с моря. Фактически сейчас не река Тулома впадает в Кольский залив, а Кольский залив впадает в реку Тулому. Прилив, однако. Вспоминаю, что где-то здесь, на Кольском полуострове, построена единственная на весь бывший Советский Союз экспериментальная электростанция, работающая на энергии приливов и отливов.
Проезд группы по мосту Невский снимает видеокамерой. Проникнувшись торжеством момента принимаю на велосипеде посадку "Смирно", прикладываю руку к козырьку кепки и от всей души ору: "Смирно! Равнение на - лево!". И тут же ловлю на себе удивленно-заинтересованные взгляды военного патруля, который дежурит на перекрестке сразу за мостом. Не знаю, о чем они подумали, увидев штатского с идиотски вытянутой шеей, выпученными глазами и рукой, приложенной к козырьку белой парусиновой кепки системы "Прощай молодость", но вслед нам они смотрели очень задумчиво, пока мы не скрылись за перегибом очередной горки.
А горки идут одна за другой. Пока
еще не крутые и не очень высокие. Спуски – подъемы, однако, чередуются с
завидной регулярностью. Но подъемов больше. Потихоньку забираемся всё выше и
выше. Между сопками периодически виднеются освещенные оранжевым закатным
солнцем мурманские микрорайоны, портовые краны, местами проглядывает ярко-голубая
поверхность залива. Мы едем пока вдоль Кольской губы на север, и город совсем
рядом, на другом берегу. Вот показался и вновь скрылся за деревьями стоящий на
вершине сопки огромный памятник защитникам Мурманска.
Мурманск рядом, и по дороге пока еще много населенных пунктов. Читаем указатели: "Анна-карга". Думаю: "Интересно, Ане понравится или нет?". "Абрам-мыс". "Вот, и сюда добрались, масоны" – мрачно замечает Геннадий.
Евреев Гена недолюбливает с тех пор, как некий представитель сей богоизбранной нации на персональной "Волге" сбил его недалеко от города Калуги. С места происшествия виновник пытался скрыться, но был догнан и остановлен свидетелями. С переломом ноги и многочисленными ушибами Гена пролежал почти полгода. А на суде обвиняемый, заведующий каким-то складом, с помощью адвоката, тоже еврея, представил дело так, что Гена оказался кругом виноват, был обвинен в попытке сбить велосипедом автомобиль Волга. Еле отвертелся от обвинений и требований возмещения материального ущерба за поцарапанный капот.
Хотя про себя Гена говорит: "Я еврей. У меня всё обрезано. Ручка у ложки, зубная щетка – чтобы в кружку влезали. У сапог голенища обрезаны, чтобы легче были. Трапик обрезан, чтобы в рюкзак помещался". Но в ответ на вопрос: "А больше ничего не обрезано? Самое-то главное?" лишь загадочно молчит.
Ехать неожиданно тяжело. "Ничего, это с непривычки" – говорю сам себе – "Втянусь, и всё нормально будет". Но на одном из подъемов сердце вдруг пропускает удар, а потом, будто спохватившись, выдает целую серию, где пара ударов явно лишние. "Всё! Приехали" – мелькает в голове мысль – "Только аритмии мне и не хватало!". Насколько я разбираюсь в делах сердечных, в таких случаях необходимо сбросить нагрузку. Слезаю с велосипеда и топаю в гору пешком. Группа ждет наверху. Выпрашиваю у Ани, постоянного медработника и хранителя групповой аптечки, таблетку валидола, кладу под язык.
Едем дальше. Хотя то, что я делаю сейчас, ездой можно назвать с натяжкой. Напуганный сбоем своего пламенного мотора, я стараюсь нагружать его как можно меньше. Еду только с горы, во все подъемы иду пешком. Периодически падаю на землю, чтобы полежать пару минут, перевести дух. К тому же начинаю мерзнуть, солнце зашло и температура понизилась градусов до семи. На душе всё сильнее тяжелое ощущение того, что я впервые за двадцать с лишним лет путешествий стал для группы тормозом.
Наконец, мои друзья не выдерживают. Пока я неспешно топаю в очередной подъем, Витя, Гена и Татьяна услышали слева от дороги журчание воды, сбегали на разведку и обнаружили уютную площадку на берегу ручья. К площадке от дороги ведет узкая тропа среди высоких деревьев. Место хорошее, решаем здесь остановиться на ночевку.
Первым делом Невский осведомился, кто где будет спать. Хотя вопрос этот прозвучал скорее риторически. По одному месту в палатках уже забронировано их законными владельцами, то есть Витей, Геной и мной. Татьяна быстро заняла место в обжитой месяц назад на Западном Кавказе Витиной палатке. Аня говорит, что жить в одной палатке с Геной она не согласится ни за какие коврижки, и тащит свой рюкзак поближе к моему. Таким образом на одно оставшееся место остался ровно один претендент, и Маслов, для порядка недовольно хмыкнув, идет помогать Гене натягивать оттяжки.
Теперь нужно решить вопрос с
дежурствами. То, что дежурить будем палатками, приняли по умолчанию. Витя
обломал три травинки на разную длину, и, зажав в кулаке, протянул нам с
Масловым: "Кто вытянет самую короткую – дежурит первым, кто самую длинную
– последним.". Короткую вытянул Маслов, мне досталась средняя. Пошарив в
рюкзаке, Вова достает палку – мешалку, на которой вырезано: "Мурманск-1989",
бережно хранимую им еще с совместного с Пантелеевым похода, и дисциплинированно
шагает к костру.
Пока дежурные готовят поздний ужин (а времени уже полдвенадцатого ночи), остальные лезут купаться. В том месте, где мы сейчас стоим, очевидно, был когда-то водозабор. И сейчас еще торчит на берегу изрядно покосившееся бетонное кольцо колодца, а заросшее бурьяном и кустарником здание на окраине площадки, скорее всего насосная станция. Чтобы поднять уровень воды, русло ручья завалили кучей камней. За плотиной получился маленький прудик, метра три в ширину, метров десять в длину и метр в глубину. У берега полуразвалившийся деревянный мост. За длинный полярный день пруд насквозь прогрелся на солнце и сейчас парит. Легкий вечерний ветерок гоняет по поверхности воды туманные завитушки.
После двух дней изматывающей духоты поезда моемся с наслаждением, под завистливые взгляды суетящихся у костра дежурных. Зато из воды выскакиваем, стуча зубами от холода, и быстрее бежим к костру греться. Настроение у всех, как обычно бывает в первый день похода приподнятое, на улице белые ночи, в поезде все отоспались, потому с шутками и прибаутками сидим у костра часов до двух, после чего расползаемся по палаткам.
Несмотря на то, что выехали поздно и мое недомогание, всё же удалось проехать более сорока километров.
|
|
|
