|
|
|
С утра жарит солнце. Проснулись поздно. Вылезаю из палатки, Витя с Татьяной уже плескаются в ручье. Погода замечательная, на небе ни облачка. У костра суетится Гена. Увидел меня, замахал рукой: "Гриш, это… Ножик большой дай". Лезу в рюкзак за "Кизляром", кричу: "Лови" и метаю нож вместе с ножнами в Геннадия. То ли он не проснулся как следует, то ли я за ночь чересчур восстановил силы, только нож, просвистев над руками Гены, булькает аккурат в пруд. "Потеря снаряжения" – бормочу себе под нос старый термин из давней судейской практики – "команда снимается с соревнований". Сниматься в первый же день не хочется. Кричу Гене: "Стой, где стоишь!" и, проложив воображаемую параболу от своей руки до головы Гены и дальше, намечаю сектор для поисков и лезу в воду. Долго шарю по дну. Нашел баллон от огнетушителя, почти новую совковую лопату и еще много полезных вещей, но ножа среди них нет. Ножны из черной кожи, дно темное, маскировка хорошая. Совсем уж было попрощался с любимым инструментом, но тут вижу чуть в стороне, в облаке поднятой мной мути, темный продолговатый силуэт. Ура, нашел! Попав в воду, плоские ножны спланировали, и нож сильно отклонился в сторону от линии падения.
Всё утро купаемся. Будто не поход пятой категории сложности у нас, а какой-то пикничок. На маршрут поэтому выезжаем поздно, в половине двенадцатого. Перед выходом Невский решил устроить инструктаж.
- Когда туристы уходят со стоянки, они должны ее оставить более
чистой, чем до них – начинает он. - Суетливо собираем и распихиваем по карманам
конфетные фантики.
- Вчера разбрелись по всей дороге – продолжает Витя – "А группа
должна компактно ехать, все вместе.
- Хозяин! Ну, хозяин! - недовольно бормочет себе под нос Аня,
вытаскивая на дорогу велосипед. – С первого дня свои порядки устанавливает.
День начинается с небольшого подъема. Красота! Вокруг, куда ни кинешь взгляд, голубые пятна озер с торчащими из воды и по берегам камнями, поросшие невысоким лесом склоны сопок, и по обочинам дороги сплошной лиловый коридор из иван-чая. Населенных пунктов вдоль дороги нет. Попадется, разве, какой-нибудь полуржавый забор с табличкой: "Снимать запрещено", а за забором никого не видно.
Солнце жарит всё сильнее. Маслов решил позагорать. Едет в одних плавках. Еще когда только трогались, я сказал ему: "Смотри, Владимир Петрович, сгоришь в момент!" Он тогда только отмахнулся. Не прошло и часа, как спина у него покраснела, как спелая морковка. Пришлось в срочном порядке одеваться.
Дорога нескучная. Каждые
километр-полтора то крутой подъем, то спуск. На одном из спусков перед нашими
глазами открывается совсем уж замечательная картина: длинные полосы песчаных
дюн, поросшие лесом, ярко-голубая, искрящаяся на солнце поверхность воды, а на
границе воды и леса желтая полоса великолепных пляжей. Лишь только завидев это
великолепие издалека, решаем, что здесь непременно нужно остановиться и
искупаться. Несмотря на то, что нам сегодня еще ехать и ехать, из намеченных
восьмидесяти километров не сделали еще и двадцати. Сверяемся по карте и
выясняем, что называется сие райское местечко озером Килпъявр.
За низким и длинным мостиком по берегу вереница машин. Дальше, за небольшими кустиками, виднеются и хозяева сих транспортных средств. Отдыхают со вкусом, семьями, с шезлонгами и раскладными столиками.
Есть еще одна причина, чтобы остановиться. Маслов, утром обнаружил на задней покрышке своего велосипеда небольшой порез и решил при первом удобном случае поменять покрышки местами. Переднее колесо испытывает гораздо меньшие нагрузки, и там покрышка продержится дольше.
За мостом съезжаем с дороги вправо и останавливаемся. Гена сразу же бежит на берег, Маслов переворачивает велосипед и деловито начинает разбирать колесо. Остальные лезут в рюкзаки за купальными костюмами и вскоре присоединяются к Гене.
Отдыхающие отдыхают здесь
по-северному: тихо, неторопливо, вдумчиво. Сидят в своих шезлонгах, потягивают
прохладительные напитки. Рядом их подруги неторопливо кромсают на раскладных
столах закуску. А на берегу их дисциплинированные детишки сосредоточенно
возводят песчаные замки. Почти не слышно обычных для традиционных пляжей
девичьих визгов, детского гомона.
Несмотря на то, что все в плавках, военная выправка отдыхающих видна за километр. Единственные населенные пункты на десятки километров вокруг – находящийся километрах в шести на юг отсюда поселок Килпъявр и городок Видяево. В первом находится крупный военный аэродром. А второй печально известен благодаря аварии подводной лодки "Курск". Он километрах в тридцати отсюда на север. Там берег Баренцева моря прорезают длинные узкие заливы – фьорды, которые по-местному называют "губа". В удобных бухтах базы Северного флота.
Пока все плескаются в водичке сижу с видеокамерой на берегу, удобно устроившись на покрышке от грузовика. Накупавшись, возвращается Невский. Отдаю ему камеру и иду купаться сам. Озеро у берегов мелкое, чтобы дойти до более-менее приличной глубины, нужно прошагать метров тридцать. Пока шлепаю по песчаному дну, вспоминаются Азовское море, Рижское взморье, Баргузинский залив на Байкале.
Отшагав положенное расстояние, с
наслаждением плюхаюсь в воду. Вода как раз та, что надо. Не противно-теплая,
которая не освежает, а наоборот, расслабляет. И не жгуче-холодная, окунувшись в
которую, хочется тут же бежать на берег. Градусов двадцать с небольшим. В такой
можно плескаться долго. Что и доказывают наши дамы, которые, похоже, из воды
вылезать не собираются вовсе.
Не поддержал компанию только Маслов. Он весь в делах, всё еще возится с покрышками. Только перед обедом сбегал, сполоснул руки в воде и сразу назад. На обед расположились на склоне высокой песчаной дюны, в тени растущих на гребне берез и рябин. Это, считая от берега, вторая дюна. Вдоль берега идет совсем невысокий песчаный вал, поросший кустиками. За ним следующий, уже повыше, метра три высотой, и на ней уже полноценная лесополоса. Дальше виднеется следующая дюна, еще выше, и лес там еще гуще. Может, был и четвертый ряд, и пятый, но сейчас за третьей уже ничего нет. Там проходит дорога.
После обеда я решил получше осмотреть окрестности. Пока мои товарищи валяются на травке, влезаю на верхушку холма. Отсюда видна расположенная между дюнами, покрытая выжженной желтой травой полянка, метров десять шириной. Спускаюсь туда. Полянка закрыта со всех сторон от ветра песчаными холмами и деревьями, сверху жарит солнце. Настоящая духовка с грилем, и вместо цыпленка посередине я.
Вдохнул нагретого, влажного воздуха, и меня будто кто по голове дубиной стукнул. В глазах потемнело, на спине выступил пот, заныло в затылке, а ноги сделались ватными. "Ни фига себе, штучки!" – сказал я про себя и побрел лечиться в озеро.
Вода приносит некоторое
облегчение, и после обеда некоторое время я еще еду. Но километров через пять
озеро Нялъявр, за ним сразу от моста подъем жуткой крутизны. Сил никаких нет,
иду пешком. Прямо в затылок нещадно жарит солнце. Как-то вдруг резко начал
замечать, что асфальт в Мурманской области обладает сильным и резким нефтяным
запахом, и что фотоаппарат, который я решил повесить на пояс напузника (думал,
так будет удобнее) сделался чрезвычайно тяжелым, и, хотя напузник оттягивает не
грудную клетку, а совсем другой орган, дышать стало совершенно невозможно.
Фотоаппарат я, конечно, снял, вместе с напузником, засунул в рюкзак. Но что делать с этим удушливым нефтяным запахом? Вспоминается, как в стройотряде копали на нефтебазе ямы под фундаменты цистерн. Десятилетиями на землю проливался бензин, солярка, мазут и в конце концов земля пропиталась нефтепродуктами, словно в каком-нибудь Кувейте. И запах этих нефтепродуктов был везде. В стройотряде проблему удалось решить. Нашли пару противогазов, и работа пошла. А сейчас противогаз в наше снаряжение не входит, да и без него дышать нечем.
На вершине подъема традиционная короткая остановка. Отдышаться и собраться вместе. Все уже наверху, сидят на обочине, ждут меня. Падаю рядом на кучу камней. В голове одна мысль: "Только бы сердце не прихватило! Хана тогда походу!".
Кажется, самый страшный подъем позади. Но буквально через пару километров выясняется, что это были еще цветочки, а ягодки впереди. Там еще один тягун, крутизны такой же, что и предыдущий, но длины такой, что верхушка теряется где-то далеко в небесах. "Чертов перевал?" - спрашивает Витя. Татьяна с утра изучала карту, и разглядела на нашем пути это страшное название. Лезть за картой, чтобы уточнить, нет сил, а подъем выглядит так грозно, что я безропотно соглашаюсь: "Да, Чертов перевал".
Перед началом подъема крутой спуск. Ветер свистит в ушах. Хотя я еще притормаживаю. Чувствую себя плохо, в голове кружение, в руках трясение. И завалиться куда-нибудь в кювет на высокой скорости совсем не хочется. Меня обгоняет Невский.
- Где Маслов? - спрашиваю его. Они останавливались у братской могилы. Я поехал вперед. Вот теперь меня все обогнали, а Маслова всё не видно.
- Не знаю - отвечает Витя - ехал сзади. Сейчас будет. -
Странно. Дорога позади просматривается далеко, на ней никого нет.
- Он там нигде не упал?
- Да нет - отвечает Витя.
- Ну, давай подождем, что ли.
Для меня лишняя возможность чуть передохнуть, как бальзам на раны. Машем Ане и Тане, чтобы останавливались. Гене махать бесполезно, у него работают рефлексы. Увидел впереди подъем, тут же по привычке рванул штурмовать, и теперь его уже не видно.
Съезжаем с шоссе на уходящую вправо от дороги грунтовку. Падаю на траву, отползаю под кусты, туда, где тень. Слушаю пенье ангелов, хотя перед глазами вместо ангелов почему-то летают коричневые мухи. Сердце работает как пламенный мотор. У мотора явно завышены обороты холостого хода. Лежу без движения уже минут десять, а он по-прежнему молотит, как угорелый. Хватаюсь за сонную артерию, считаю пульс. Пульс девяносто ударов в минуту, хотя сейчас, после отдыха, нужно хотя бы семьдесят.
Видя мои медицинские изыскания, подходит Витя. Спрашивает:
- Что, плохо?
- Да, хреновато.
- Горло болит?
- Нет, это я так пульс измеряю.
- Пульс померить - это надо Татьяну
позвать, она в этом понимает. - Татьяна учится на спортфаке, и действительно
должна понимать.
Зовем Татьяну. Она берет меня за запястье и считает раз, потом другой, третий. Меньше девяноста никак не получается. Для сравнения измеряет у себя. У нее сорок девять. Это нормально. А у меня, несмотря на то, что лежу практически без движения уже полчаса, организм совершенно не отдыхает.
Витя бегает то ко мне, то на дорогу. То ли нужно ехать назад искать Маслова, то ли вперед искать Гену, то ли лечить меня. Меня вообще собирается отправить вперед автотранспортом, машет руками попуткам, но те пролетают мимо. Мурманские водители по данным ГИБДД самые дисциплинированные в России. Наверное, еще и самые осторожные. Не останавливается никто.
Тут подъезжает Гена. Он уже успел подняться на перевал, ждал нас, не дождался, решил вернуться. Кричу Невскому охрипшим голосом: "Вить, бешеной собаке семь верст не крюк, Скажи Гене, пусть дальше назад едет, посмотрит, что с Масловым.
Но Вова уже едет сам. Оказывается, когда он на озере менял местами покрышки, при разбортовке проткнул обе камеры. По дороге они спустили, пришлось останавливаться и клеить. Я всё лежу. Да, интересно начинается поход.
Нечеловеческим усилием, вспоминая
героические примеры из школьной программы, заставляю себя встать. Пытаюсь
утешить себя, что хоть не совсем из-за меня группа потеряла больше часа,
недомогание мое совпало с ремонтом, но утешение это слабое. На ватных ногах
начинаю подъем на крутой двухкилометровый торчок.
По дороге еще успеваю полюбоваться пейзажами. Цепочкой озер, уходящей далеко на север. Ручейком, который шумно спускается с горы нам навстречу. Иду и думаю: "Откуда же там на верхушке вода-то берется?". К ручейку хочется спуститься, сильно хочется пить, а еще сильнее – залезть в воду и спрятаться от этой жгучей, всепроникающей жары. Но дорожная насыпь очень крутая и высокая, боюсь, что обратно не вылезу и продолжаю тупо вышагивать по обочине, пытаясь хоть на мгновения забраться в редкие пятна тени от низких деревьев. Тени хватает только по пояс, а всё, что выше, жарится на солнце.
Так, с грехом пополам, едем еще двенадцать километров. Наконец слева, прямо у дороги, вижу блеск желанной воды. Озеро, всего в десятке метров от шоссе. С другой стороны огромная братская могила. Бросаю велосипед у ограды, перехожу дорогу, делаю несколько нетвердых шагов по поросшим мхом камням. Снимаю велотрусы и футболку, неуклюже, боком падаю в воду. Райское блаженство! Словно Баунти попробовал.
Купание освежает, но отбирает последние силы. Возвращаюсь, падаю ниц на мягкий канадский газон, окружающий дорожку к памятнику, и отключаюсь окончательно. Краем глаза вижу, как собираются вокруг меня мои спутники, ждут, пытаясь от скуки заняться хоть чем-нибудь. Аня ползает по кустам, собирает ягоды. Татьяна читает фамилии на могильных плитах. Читать ей еще долго, там их около пятисот пятидесяти. Мужики на дороге втроем ловят машину, а я лежу, и ничего не чувствую.
Вдруг чувствую, меня трясут за плечо. "Вставай!". На дороге стоит ЗИЛ с желтой стрелой подъемника на грузовой платформе. "Быстрее! Быстрее!" – командует Витя – "шофер спешит". Вскакиваю, вспоминаю любимую поговорку начальника моего отдела: "Хватай мешки, вокзал поехал!", пытаюсь схватить мешки.
Но их вместе с велосипедом уже подхватили быстрые руки товарищей, и вместе с моим бренным телом впихивают в небольшую будку, предназначенную, очевидно, для аварийной бригады. Следом в будку летит Анин велосипед с рюкзаком, но без переднего колеса, колесо летит отдельно. Аня, как медик, традиционно сопровождает умирающих товарищей. Медика сажают на почетное место рядом с водителем, и машина трогается.
Перед глазами маячит в глаза царапина на стене будки, сделанная моим велосипедом, когда его засовывали внутрь. И на этой светлой полосе на ядовито – зеленой, еще пахнущей свежей краской стенке, мне удается, наконец, сконцентрировать внимание. Потихоньку начинаю приходить в себя. "Нет, так не годится" – думаю – "Мужик пожалел нас, подвозит, а мы ему машину царапаем". Отцепляю от рюкзака пенополиуретановый коврик – трапик, прокладываю между стеной и велосипедом. Снимаю резиновые стропы, крепящие рюкзак на багажнике, раскрепляю ими вещи, чтобы не елозили по будке. Пакетами с одеждой распираю велосипеды, чтобы не бились друг о друга.
Благодаря этим нехитрым операциям всё больше обретаю сознание. Настолько, что вновь начинаю оглядываться по сторонам, обращать внимание на окружающие пейзажи. За окном всё те же поросшие лесом сопки, озера, бурные речки с каменными завалами. Вид через узкое окошко не тот, конечно, что из седла велосипеда, но всё равно красиво. Чтобы видеть лучше, лезу в напузник за очками. Их там нет. Шарю в рюкзаке. Там нет тоже. Вспоминаю, что когда валялся, уткнувшись носом в траву, очки мешали, и я их снял. Там, на траве они и остались. В прошлом году на Байкале я уже пытался посеять эти очки но неудачно. А теперь вот вторая попытка удалась. Есть еще надежда, что очки попадутся на глаза ребятам, но шансов слишком мало.
Минут через тридцать машина тормозит. Дверь будки открывается, слышу голос Ани: "Приехали". Шофер помогает выгрузить велосипеды и рюкзаки. Сую ему две сотни, он отказывается. "Берите" – говорю – "Пивка за мое здоровье выпьете". При упоминании о пиве шофер задумывается, чуть помедлив, берет деньги, желает счастливого пути и уезжает.
Мы остаемся на пыльной обочине с кучей вещей. Рюкзаки, трапики, пакеты с одеждой, которыми я раскреплял велосипеды, стропы, колесо от Аниного велосипеда, Анин велосипед без колеса, всё это нам предстоит вновь превратить в две боеспособных единицы велотуристской техники.
Впереди метрах в пятидесяти мост через реку Титовку, а перед мостом кирпичная будка с наблюдательной башенкой на крыше и шлагбаум. Оттуда к нам уже бежит солдат. Суем ему наши документы. Тот мельком взглянул в паспорта, пропуска проигнорировал, и сразу же начал нас прогонять. "Быстрее, быстрее у езжайте! У меня сейчас здесь генерал проедет, чтобы к этому моменту вас здесь не было! Увидит – головы нам поотрывает"
Быстро собираемся, минуем дружелюбно поднятый шлагбаум, проезжаем по мосту и оказываемся на перекрестке. Налево уходит дорога на Печенгу, а нам направо, вниз по Титовке, в сторону полуостровов Средний и Рыбачий. Всё это хорошо видно по карте, но проблема в том, что карта есть только у меня, у оставшихся позади товарищей ее нет, куда ехать они не знают. Ждать на перекрестке нельзя. Грозный генерал уже где-то на подходе. Аня говорит: "Нужно на асфальте стрелку нарисовать". Это я и сам понимаю, но как? У нас нет ни мела, ни, на худой конец, кирпича. Подобранные на обочине камешки очень крепкие, по асфальту скользят, не оставляя даже намека на линию. Пытаемся рисовать на песке обочины, но и это ненадежно. Стрелки получаются совсем незаметными, вихри от проходящих машин вмиг разметают сухой песок. Камней подходящих тоже нет. Но зато полно по обочинам иван-чая. И из его стеблей получаются замечательные, яркие, хорошо заметные стрелки. Для надежности выкладываю две, да еще одну добавляет Аня. Решаем, что этого будет достаточно, едем дальше.
Метров через триста за мостом у дороги большая поляна с прекрасной мягкой, зеленой и прохладной травой. Генерал здесь нас точно не увидит. Бросаем велосипеды у обочины, заваливаемся на траву и, потягивая по очереди минералку из Аниной бутылки и лениво отмахиваясь от насекомых, обсуждаем, что делать дальше. По самым оптимистичным прикидкам группа подъедет не раньше, чем через три часа. Решаем, что пора бы уже искать место для ночевки. В принципе встать можно и здесь, но Ане место не нравится: "А мыться где?" Единственное место, где можно подойти к воде, находится как раз напротив будки пограничников. Водные процедуры на виду у всей погранзаставы Аня явно не одобряет. Дальше вдоль берега стоят столбы с натянутой между ними колючей проволокой. Погранзона, однако. "Ладно" – говорю – "Посиди здесь, а я поищу местечко получше".
Прямо под нами в Титовку со стороны метрополии впадает довольно крупный приток, и затем река, круто вильнув влево, устремляется в глубокое ущелье. Оттуда раздается шум падающей воды: то ли пороги, то ли водопад.
Несмотря на отдых, ноги всё еще чугунные. Грациозной походкой шагающего экскаватора бреду через редкие кусты, среди невысоких берез и сосен, цепляясь ногами за кочки и постоянно проваливаясь в какие-то ямы. Иду довольно долго, километра полтора. Колючей проволоки не видно, но и дорога потихоньку забирает всё левее от реки. В очередной раз пробираюсь через заросли и влезаю на большой камень. От открывшейся картины захватывает дух. Прямо передо мной лежит широкий распадок. С дальней от меня стороны взлетает на двухсотметровую высоту крутой лесистый склон. Где-то у его подножия шумит река. Самой реки не видно среди зелени и камней. С моей стороны склон тоже крутой, я стою на самой вершине стометрового обрыва, возвышаясь над рекой, над лесом, над долиной, словно горный орел на скале.
Некоторое время просто смотрю и любуюсь пейзажем. Потом замечаю слева дорогу, ведущую к реке. Однако конца дороги не видно, он теряется в зарослях. Прикидываю расстояние (километра два), потом крутизну. Нет, сейчас туда я точно не дойду. Возвращаюсь к шоссе и обнаруживаю развилку. Налево уходит главная дорога, направо тот самый съезд к реке. Хожу кругами, размышляю, что делать. И чем дольше хожу, тем больше не хочется мне и завтра утром подниматься на тот жуткий подъем. Для верности останавливаю очень одинокую машину и спрашиваю: "Куда ведет вот та дорога?". Оказывается, дорога ведет всего-навсего к месту рыбалки и расстояние там километра два с половиной.
Возвращаюсь к Ане, обрисовываю ей ситуацию. Услышав о крутой горе, Аня говорит решительное "Нет! Едем прямо!".
Асфальт вскоре заканчивается,
начинается укатанный песок. Стараюсь выбирать участки порыхлее, чтобы след
протектора почетче на них отпечатался. След характерный, по нему найти меня
легко. На развилке останавливаемся и выкладываем из иван-чая еще пару красивых
стрелок. Минут через тридцать очень неспешной езды подъезжаем к деревянному
мостику. Чуть ниже по реке слышен шум водопада. С моста видна только быстрая
струя, проваливающаяся куда-то вниз в щель между камнями. Но зато за мостом
дорога поворачивает направо, идет параллельно реке, и здесь рядом с дорогой
обрыв с парой площадок, откуда водопад виднеется во всей красе.
Пока я бегаю с фотоаппаратом по берегу взад-вперед, выискивая ракурсы покрасивее, Аня уже нашла на обочине голубику, и теперь увлеченно лакомится дарами леса. Когда возвращаюсь, она безапелляционно заявляет: "Встаем здесь, и больше искать не надо!". Я того же мнения, пытаюсь показать ей только что разведанную пару уютных полянок с замечательными видами на водопад. Но Аня даже смотреть их не хочет. Полянки рядом с дорогой, а Аня не любит открытых мест. Словно мышка в норку, словно улитка в раковину, Аня всё время стремится занять самый укромный уголок во всей округе. Вот и сейчас она говорит: "А вот перед мостом я видела заросли, там можно палатки поставить".
Что же, перед мостом, так перед мостом. Иду в заросли. Там повсюду следы людей: висят на деревьях обрывки веревок, валяются бумажки, осколки от бутылок. Но для стоянки здесь слишком много камней. Прохожу чуть дальше, выхожу на большую поляну. Вот здесь явно был лагерь, и не один. Ровная площадка, большое кострище, яма для мусора. Разбросанные булыжники разной формы и размеров почему-то разрисованы красной и синей краской, словно стола здесь группа фанатов ЦСКА.
Иду за Аней, веду на площадку. Ане здесь не нравится: "Не-е-т, там, среди деревьев лучше!." Я пытаюсь объяснить, что там палатку не поставить, но Аня идет проверять лично. Возвращается, несет найденную веревку. "Ладно, здесь встанем". Но для палатки находит всё же место поукромнее, поближе к кустам.
Мне, в общем, всё равно, достаю из рюкзака палатку, и обнаруживаю, что и колышки и каркас отсутствуют. Отсутствует топор, котлы, спички, банки с тушенкой и сгущенкой. Смутно припоминаю, что Витя и Вова собирались забрать у меня часть снаряжения, чтобы облегчить мой рюкзак. И повытаскивали нужные в первую очередь вещи. Так что ни поставить палатку, ни приготовить ужин у нас не получится. Попутно обнаруживаю еще одну аварию. Когда ребята бросали в машину рюкзаки, с аэрозольного флакона с WD-40 слетела крышка, случайно нажался колпачок, и почти всё средство для смазки цепи и промывки подшипников вытекло в рюкзак. Вначале огорчаюсь, но потом решаю, что всё не так уж плохо. Упакованные в полиэтиленовые пакеты вещи не пострадали, зато правая сумка велобаула приобрела замечательные водоотталкивающие свойства.
Итак, неожиданно у нас образовалась пара часов свободного времени, и провести его нужно так, чтобы не было потом мучительно больно за бесцельно прожитые минуты. Поэтому быстренько разоблачаюсь и бегу к реке купаться. Прямо у нашей полянки выбежавшая из небольшого каньона с отвесными стенками речушка делает небольшую передышку перед тем, как низвергнуться со скалы водопадом. Здесь среди камней чудесные заводи глубиной до полутора метров с чистейшей, теплой водой. С наслаждением плескаюсь в речушке, млея от удовольствия.
После купания приходится одеваться по полной программе: плотная куртка со штанами, накомарник. В лесу, вдали от шоссе, уже полно комаров и гнуса. Спасибо ребятам, что хоть репеллент с накомарником оставили. Сбегал на всякий случай к дороге, нарисовал еще указательные стрелки и заваливаюсь на трапик с ручкой и блокнотом в руках. Полный кайф! Низкое вечернее солнышко уже не жжет, как днем, но всё еще ласково греет спину сквозь редкие ветки деревьев. А в воздухе вечерняя прохлада. Во всем теле легкость и приятная расслабленность. Валяюсь, потихоньку прокрываю страницы записной книжки заметками. Записал всё, и валяюсь просто так, пока не отлежал бока.
Где-то близко заурчал автомобиль. У нас соседи. Встаю, иду знакомиться. Парень из Мурманска приехал на рыбалку. Разговаривать ему особенно некогда, собирает снасти и уходит узкой тропкой, вьющейся среди скал, вверх по реке.
Ребят всё нет. Я чуть отлежался, и во мне вновь проснулся исследовательский интерес. Иду к водопаду, чтобы познакомиться с ним поближе. Спускаюсь к подножию по скользким камням. За сорок с лишним лет сознательной жизни я впервые вживую вижу водопад. Это конечно не Ниагара и не Виктория, но всё равно вид струи толщиной два метра, падающей со скалы высотой метров восемь, производит на меня неизгладимое впечатление. Стою, слушаю шум, дышу наполненным влагой воздухом, ловлю лицом летящие брызги.
Говорят, созерцание красивых пейзажей лечит болезни, и есть даже в курортной медицине такое понятие – ландшафтотерапия. Вот сейчас, здесь, любуясь падающей водой, хаосом каменных глыб, разбросанных по руслу реки ниже водопада, низкими кривыми березками по берегам, тронутыми оранжевым светом заката склонами сопок, редкими розовыми облачками, я чувствую, как уходит моя боль. Словно рыцарь-джеддай впитываю Великую Силу природы, которая льется здесь из каждого камешка, из каждой травинки, летит с водяными каплями, вместе с легким ветерком стекает с вершин сопок.
Возвращаюсь в лагерь. Там явные перемены. Аня уже успела развесить на трофейной веревке свежепостиранное бельишко. А самое главное – здесь деловито суетятся наши спутники в полном составе. Похожу к Вите:
- Ну, как добрались?.
- Еле-еле – отвечает Витя - Четыре трупика приехали.
- Почему это четыре трупика? – возражает
стоящая рядом Татьяна – Я совсем не устала!.
- Понял! – как истинный математик подытоживаю
я и выдаю точный результат. – Три трупика и одна Таня. - На всякий случай
интересуюсь, не нашли ли они мои очки.
- Нет – отвечает Витя – Твои не нашли. Мы
тебе другие нашли.
- Как так?
- А вот так! Они лежали, а мы подобрали.
Володь, где очки? – И Маслов, покопавшись в кармане рюкзака выдает мне
стильные солнцезащитные очки с надписью "Adidas"
на дужке.
Мне всё же жаль свои, родимые. Кричу Гене: "Ген, не хочешь завтра с утра за очками сгонять? Для тебя каких-то семьдесят километров, да по асфальту, не расстояние". "Хорошо" – отвечает – "Завтра будет видно".
По дороге Витя набрал грибов, и Аня чистит их на берегу реки. Я забираю у Гены топор, иду за дровами, развожу костер, начинаю потихоньку готовить ужин. Вот теперь, когда всё на месте, когда весь нужный инструмент под рукой, и дела лагерные пошли быстро и своим чередом.
Нашли висевший на дереве собачий поводок с ошейником. Я предлагаю взять на всякий случай. Если придется лазить по скалам, из широкого брезентового ремня можно сделать неплохую обвязку. "А после похода я его отцу в деревню отвезу"- поддержал Гена - "Там собаку не на что привязывать".
Перипетии сегодняшнего дня привели к тому, что ужинать садимся в час пополуночи. Это, однако, ничуть не напрягает. Еще две недели назад солнце здесь не заходило вовсе, а сейчас стоят белые ночи. Глядя на жареные грибочки, мы с Владимиром Петровичем перемигнулись и решили, что под такую закуску нет повода не выпить. Кроме того, я решил возрождать байкальские традиции. Развели в кружке спирт, я прочитал небольшую молитву: "О боги саамские! Пришли мы издалека, чтобы поклониться вашим святыням. Примите нашу жертву, да ниспошлите нам хорошей погоды и удачного пути!". И брызнул из кружки, как учили, безымянным пальцем правой руки. Тут мы с Геной вспомнили байкальского бога Бурхана. Бурхан покровительствует всё больше кочевым народам, а значит и нам. Повернувшись лицом на восток, в сторону Байкала, брызнули также и Бурхану.
После ужина сидим на камнях моем в реке посуду. Подходит Татьяна:
- Это река Титовка?
- Нет, это ее приток.
- Четырнадцать.
- Что четырнадцать?
- Четырнадцать шоколадок Виктору Васильевичу должна. – со вздохом сообщила Таня.
- Смотри! Будешь дальше так спорить, к концу похода у Виктора Васильевича одно место слипнется.
- Не слипнется! – смеется на берегу Витя – Мы найдем способ рассчитаться.
Спать ложимся вновь около двух часов ночи.
|
|
|
