|
|
|
Сегодня решили сделать дневку, отдохнуть после вчерашнего. Утром просыпаюсь, собираться никуда не нужно, дежурят Гена с Петровичем, можно немного поваляться. Лежу, слушаю, как в паре метров от палатки волны шлепают в песчаный берег.
Выползаю
из палатки. Нужно
сходить "до ветру". Отхожу от лагеря, удобно устраиваюсь в прибрежных
кустиках. Поднимаю голову … на меня смотрит сам Куйва. Оказывается, мы
стоим
прямо под знаменитой скалой с без малого стометровой фигурой бегущего
человека.
Если присмотреться, то рядом можно разглядеть взлетевшего в прыжке
оленя с
длинными рогами, летящих птиц. Хотя исследователи утверждают, что всё
дело в
сочащейся из скалы воде и особым видом мха, но картинка как живая, и
хочется
верить, что это не игра природы, а творение рук человеческих.
Возвращаюсь в
лагерь, делюсь своим открытием с товарищами. Они бросают все свои дела,
идут
любоваться на картину.
За ночь дрова отнюдь не просохли. Ветра нет. Чтобы приготовить завтрак, огонь приходится раздувать непрерывно. Развешенные на веревках вещи сохнуть не хотят. Холодно, хотя и солнечно.
Спрашиваю Гену: "Как твоя спина?" Тот молча задирает свитер. Ребра и поясница сплошь в синяках и черных струпьях. Смотреть страшновато. Командир ходит хромая. Болит проколотая гвоздем нога. Я тоже не в порядке. Пропитавшиеся водой насквозь ноги не выдержали прыжков по камням. На пятках под суставами больших пальцев потертости. Больной палец распух еще сильнее, в нем дергающая боль. Будет нарыв. Залепляю больные места лейкопластырем и хвалю себя за то, что, несмотря на склонность к экспериментам, не позабыл взять с собой шерстяные носки и запасные кроссовки. Собака, и та захромала. Посбивала на камнях лапы.
Заклеил ноги, рассматриваю ветровку. Справа она вся в мелких дырках. Порвал вчера о поломанное седло Таниного велосипеда. А! Начал с утра лепить, так лепить до конца. Достаю из аптечки рулон скотча, облепляю куртку с изнанки крест-накрест прозрачными полосками. Смотрю с лица, ветровка как новенькая. Грязноватая только. Залепляю также и штаны.
Где-то в лесу на северном берегу озера звучат выстрелы. Вечером Невский успел перекинуться парой слов с обогнавшим нас патрулем. Вчера на озере пропал турист. Его друзья пошли в Ревду за помощью, и егеря в компании с милицией шли на поиски пропавшего. Подозрение сразу пало на местных медведей, и теперь их гоняют по лесу, паля из автоматов.
Обнаружили на шее у Лава подозрительную серую шишку. Потыкали в нее палочкой, отвалился здоровенный, насосавшийся крови клещ. С омерзением затолкали клеща в костер, подозрительно смотрим на землю. Обнаружили еще пару паразитов, стремительно ретировавшихся от нас подальше. Здесь, на песке, клещей быть не может, пес насобирал где-то в лесу. К счастью, сейчас август, клещи не такие агрессивные, как в июне, но пару беглецов всё же отловили и сожгли. На всякий случай
Однако, если мы собираемся завтра подниматься на перевал Куфтуай, нужно хотя бы дорогу к нему разведать. Вот что говорит лоция:
Перевал Куфтуай (850, н/к)Расположен между вершинами Тавайок и Маннепахк, соединяет долины ручьев Уэлькуай и Куфтуай.
От Сейдозера идем вверх по долине ручья Уэлькуай. Через 1 час достигаем ГЗЛ, подъем пологий, много морен. Взлет перевала достаточно пологий и продолжительный. Перепад высот около 200 м при средней крутизне 15°.
При спуске в сторону ручья Куфтуай нужно либо сразу войти в каньон ручья и двигаться далее по его дну, либо спускаться в стороне (лучше справа по ходу) по пологим террасам склона. Высота стенок каньона в среднем невелика- не более 10 м. В русле иногда очень глубокая тропежка- по пояс и выше. Пройдя по дну каньона (местами его борта не круты) примерно 1 км или чуть меньше, преодолеваем спуск 30 м, 25° по глубокому снегу и выходим в широкую часть долины Куфтуая. Далее по плотному снегу с застругами очень быстро преодолеваем 2-2,5 км до первых кустов. Ниже в долине долго тянется довольно высокоствольный березовый лес. На ручье много промоин.
Когда мы, планируя поход, решали куда идти с Сейдозера, выбрали этот перевал среди полудесятка других исключительно из-за пологого склона, позволяющего подняться наверх без использования дополнительного снаряжения. Мы читали отчет группы питерцев, которые спускались к Сейдозеру с расположенного неподалеку перевала Северный Тавайок, и им удалось это сделать только с использованием веревок. Веревку вообще-то мы на всякий случай взяли, но только лишь для того, чтобы при необходимости можно было подстраховаться на крутых склонах. Для серьезного лазания у нас никакого снаряжения.
Сейдозеро расположено на дне глубокой котловины, окруженной крутыми скалистыми склонами, высотой метров по четыреста-пятьсот. Лишь вдоль берегов идет узкая ровная полоса, заросшая лесом. Далеко от озера лес уходит только долинами ручьев. В западной части котловины таких ручьев аж восемь штук, и здесь они образовали пойму шириной до полутора-двух километров, поднимающуюся вверх по ручьям на три-четыре километра. Как убедились вчера, пойма местами обильно засыпана камнями, местами заболочена. Ручьи почти все ближе к озеру сливаются в один поток так, что образуется достаточно полноводная речушка, шириной метров десять, и глубиной не менее двух, впадающая в озеро метрах в пятидесяти южнее нашего лагеря. Все эти обстоятельства, плюс вчерашний опыт ходьбы по здешним тропам говорят, что поблудить у озера есть где, и, чтобы не терять завтра драгоценного времени, нужно посмотреть дорогу сегодня.
Прошу командира, чтобы разведал, можно ли переправиться через речку, и есть ли тропа в нужное нам ущелье с южного берега. Сам влезаю в сапоги Петровича, вооружаюсь фотоаппаратом, ножом и картой-километровкой, топаю назад, вверх по тропе, по которой мы спустились к озеру. Вчера вечером я заметил несколько перспективных ответвлений, нужно узнать, ведут ли они к перевалу, или это кто-то просто ходил по ягоды.
Тропа идет по северной границе поймы. Пару раз ныряю по едва заметным ответвлениям в кусты, но один раз оказываюсь на берегу небольшого симпатичного озерка, от которого дальше дороги нет, второй раз попадаю на живописную полянку между елок, где совсем недавно была чья-то стоянка. Попались навстречу трое здоровенных небритых мужиков, с ними мальчишка лет пятнадцати. Разговорились. Туристы-горники из Харькова. Шли через перевал Геологов. Сейчас сильно ругаются: "Все ноги на камнях повыворачивали". Хотя снаряжение у них неплохое. Предупредил их про медведей, после чего разошлись в разные стороны.
Наконец, примерно в полутора километрах от лагеря выхожу к идущей со склона каменной реке. Сейчас она почти сухая, из-под камней бежит совсем небольшой ручеек. А за ручьем уходит в лес хорошо утоптанная тропа. Прыгаю через ручей, прохожу по тропе совсем немного, и, как там у Данте:
Земную жизнь пройдя до половины
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.
Каков он был, о, как произнесу,
Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
Чей давний ужас в памяти несу...
У Данте сплошные аллегории, лес для него – дебри греха и заблуждений, а вот тут настоящий, сумрачный, дремучий лес, словно только что из сна поэта. Огромные ели сплетаются ветвями, неба почти не видно. На небе солнце, а здесь сумрачно, словно в подвале. И правый путь я оставил. Но в стихах – это путь праведный, безгрешный, а у меня вполне материальный. Знакомая тропа осталась справа, у северного склона, а я пошел налево (в географическом, естественно, смысле).
Вокруг тишина необыкновенная, словно отключили связывающий тебя с остальным миром телефонный кабель. Даже шум ветра в кронах сюда совсем не доносится. Невольно шагать начинаю мягче и плавнее, чтобы не нарушать этого покоя, какой был разве до того момента, когда духу божию надоело носиться в пустом пространстве, и он сказал, остановившись: "Да будет свет!".
Дорогу преграждает ручей. Тоненькая струйка Эльмаройока, которую мы без проблем перешагивали всего в паре километров выше, вобрала в себя воды текущих с самой верхотуры Рисйока и Чинглусуая и теперь бурный поток трехметровой ширины шумит совсем не по детски. К счастью, поперек русла лежит срубленный совсем недавно толстый еловый ствол, играющий роль моста.
И словно тот, кто тяжело дыша,
На берег выйдя из пучины пенной,
Глядит назад, где волны бьют, страша
От моста тропа поднимается в гору, и тут развилка. Вообще-то мне, если придерживаться генерального направления, налево. Но богатый жизненный опыт подсказывает, что в горах, если даже тропа повернула налево, это ничего не значит, и метров через сто она пойдет совершенно в противоположном направлении. Поэтому задействую широко известный алгоритм поиска выхода в лабиринте: Держись всё время правой стены (или левой, безразлично, главное одной и той же), и в конце концов найдешь выход. Так, конечно, можно долго ходить вокруг трубы какой-нибудь котельной, но в большинстве лабиринтов алгоритм работает. Поэтому поворачиваю направо, и через пару сотен метров убеждаюсь, что тропа уходит вверх по руслу ручья Чинглусуай, а отвесная стенка слева гарантирует, что назад тропа не повернет. Отлично, минус один вариант.
Но, к холмному приблизившись подножью,
Которым замыкался этот дол,
Мне сжавший сердце ужасом и дрожью…
…
Я вверх пошел, и мне была опора
В стопе, давившей на земную грудь.
Теперь иду по левой тропе. Та уходит круто вверх, переваливая через огромную кучу камней, а затем зигзагами спускается по другую сторону завала. Впереди какое-то красное пятно. Подхожу ближе. На стволе поваленной елки лежит шерстяной ярко-красный, с синим рисунком свитер. Под стволом кучка вещей: рваный рюкзак, пластмассовая миска, расписная деревянная ложка, пара носков, одна кроссовка, вторая валяется метрах в двадцати дальше по тропе. А где же хозяин? В голову тут же лезет всякая чертовщина про бермудские треугольники, где находили совершенно исправные корабли, в каютах которых еще дымились курительные трубки, но ни одной души на корабле не было. И еще про инопланетян, похищающих людей для опытов. И еще про йети - снежного человека, похищающего людей вообще неизвестно для чего. Мозги, конечно, соображают, что всё это бред, но правая рука уже автоматически расстегивает застежку на ножнах. Зажатый в руке древнейший из инструментов приятно холодит ладонь, а тяжесть успокаивает нервы. Жаль не прихватил с собой коробку с сигнальными ракетами, которую перед походом вручил мне на всякий случай Камоликов.
… И я не раз на крутизне опасной
Возвратным следом помышлял спастись…
С ножом в руках топаю дальше. Скоро он понадобится не только для успокоения. По дороге столько всяческих развилок и поворотов, что начинаю путаться. Одни тропы ведут к тщательно расчищенным площадкам бывших туристских лагерей. Лагеря ставились основательно, с обложенными галькой дорожками и клумбами, стоящими на полянах флагштоками и выровненными, окопанными дренажными канавами площадками для палаток. Все они пусты. Видно, прав Петрович, закончился сезон на Кольском, мы на пару недель опоздали. Другие тропы теряются в зарослях. Когда третий раз забрел на то же самое место, начинаю методично помечать все разведанные дорожки зарубками на деревьях. Дело сразу пошло быстрее.
В центре долины, у подножия скалистого контрафорса горы Сенгисчорр круглое болото, диаметром метров триста. Лес на болоте не растет, и отсюда можно хорошо рассмотреть ближайшие склоны. Вот он, хорошо виден узкий скальный гребень, словно огромный клин, вбитый между ручьями Мурнуай и Уэлькуай. Мне нужно выйти ко второму, чтобы по его руслу попытаться подняться к перевалу. Однако тропа, развернувшись, уходит совсем в противоположном направлении.
Потихоньку до меня доходит, что все эти петли и повороты тропы не потому, что ее прокладывал сильно пьяный инструктор. Тропа всё время ориентируется руслу ручья, а все ее изгибы нужны для того, чтобы обогнуть очередное болото или гору камней. Обогнет, и вновь к ручью. А тут еще новые препятствия. Всё чаще и чаще приходится перелезать через поваленные деревья. Представил, как завтра полезем здесь с велосипедами, аж всего передернуло.
Выхожу к месту слияния Эльмарайока с Мурнуаем. Судя по карте, отсюда совсем близко до нашего лагеря, каких-то полкилометра. А я напетлял по лесу километров восемь, не меньше. Но тропы на другом берегу Мурнуая не видно. Тропа ведет вверх по ручью. Топаю еще с километр, пока не замечаю лежащее поперек русла бревно. Переправляюсь через ручей. Цель уже где-то близко. Но тропа здесь почти не видна, и всё чаще пропадает в зарослях.
Возвращаюсь раз, другой, выхожу всё же к Уэлькуаю. Но радости мало. Вверх по ручью приходится буквально продираться через заросли. Ищу дорогу на другом берегу, там ею и не пахло. Потихоньку до меня начинает доходить, что лоция, согласно которой от озера до границы зеленого леса идти всего час, писана для туристов – лыжников. Когда болота покрыты льдом, а все эти кусты и ямы засыпаны толстым слоем снега, можно идти от озера напрямик, и тогда действительно вот он, перевал, совсем рядом. А нам большинство пути придется идти челноком, и хорошо, если за день хотя бы лес пройдем.
Время позднее. Так и не встретился мне мой Вергилий-проводник. Мне не нужно идти через круги ада, пусть хотя бы к перевалу дорогу показал. Пора возвращаться. Идти знакомым путем веселее. Решаю проверить еще одну тропу, по моим подсчетам здесь можно срезать почти километр. От одного из образцово-показательных лагерей перехожу мелкую протоку, галечную косу. Дальше мост через главное русло Эльмарайока. Лагерь-то украсили, а на мост, наверное, сил не осталось. Набросана куча тонких, пружинящих веток. Как ни стараюсь, в конце, когда ручей уже пройден, одна из них подламывается, проваливаюсь по колено в болото, и, заваливаясь на правый бок, плюхаюсь в ил уже всем корпусом. Хорошо, фотоаппарат под курткой, не намок. Кстати, а нафиг я его таскал всё время? При первой же попытке что-то снять, он слабо пикнул: "Low Batt" и затих. Запасные батарейки в рюкзаке.
Мокрый и грязный возвращаюсь в лагерь. Первым делом иду к Маслову:
- Извини, Петрович! Берег – берег твои сапоги, да не уберег.
Мокрые насквозь.
- Да ладно – добродушно отзывается
Петрович – Главное, чтобы к завтрому высохли. Скажи лучше, дорогу-то
нашел?
- Извини, но и тут порадовать не могу.
Плутал-плутал, а толку нет. У вас-то как дела?
- У нас тоже никак. – это отзывается уже
командир - Я пошел вверх по реке, а тропа стала постепенно уменьшаться,
а потом
совсем пропала. Так и вернулся ни с чем.
Всё ясно. Завтра, конечно, мы повторим поиски уже большими силами, но и о запасных вариантах пора думать. Гена уже давно волнуется:
- Гриш, эта… а сколько дней нам еще осталось?
- Ну, скажем, день-два дня в худшем случае
на перевал, там еще день-два до Кировска. И по Хибинам два-три дня.
Получается
дней пять-шесть, неделя в самом худшем случае.
- Не, я столько не могу. Мне двадцать
пятого нужно в Туле быть, на бирже отмечаться –Двадцать пятого у него
крайний
срок, не отметится – останется без пособия.
- Не бойся, успеем. В крайнем случае
вернешься завтра в Ревду, оттуда до Оленегорска доедешь, и поездом
домой.
- Да? Я тогда эта… с вами не пойду. Я сразу в Ревду.
- Не дергайся, Ген! Завтра разберемся.
Эльмарайок, конечно, не Миссисипи, но и его устье окружает эдакая песчаная подкова, метров сто диаметром. Бросаю пакет на берегу, перепрыгиваю узкую протоку. Глубина совсем маленькая, сантиметров десять. Осторожно делаю несколько шагов. Отличное твердое дно. Осмелев, шагаю дальше. Пять метров, десять. Глубина везде небольшая. Даже короткие, не выше середины голени, сапоги Петровича нигде не заливает. Прохожу так метров пятьдесят, почти половину длины косы. Но тут протока, глубина полметра. Можно, конечно бы и разуться и идти дальше, в паре метров впереди вновь темнеет мелководье. Я обязательно бы так и сделал, будь температура воздуха не плюс четыре, а хотя бы градусов десять. Да и воды аналогично. Жаль, вариант интересный мог получиться, переправились бы по мокру яко посуху, аки Христос с апостолами. А так разворачиваюсь и иду назад.
Вечер проходит беззаботно, как в доме отдыха. Все выспались, у всех хорошее настроение. Любуемся величественными скалами, покрытыми сусальным золотом заката, хохочем над проделками Лава. Он целый день пролежал без дела, и теперь со скуки откровенно валяет дурака, таская из кучи дров палки, и выпрашивая, чтобы кто-нибудь с ним поиграл.
|
|
|
