02.08.03

Утро выдалось спокойным. С восходом солнца дыра над Ольхоном, простоявшая там всю ночь, стала потихоньку расширяться, и к моменту, когда светило поднялось над сопками, небо было практически чистым. В лучах утреннего солнца сразу ярко зазеленели иголки лиственниц. За Гремячинском на сопках еще лежал туман, из-за которого берег там казался темным и мрачным.  На озере стоял штиль. Безупречно гладкая поверхность воды лишь изредка нарушалась рыбацкими лодками и приводняющимися чайками. Стояла тишина. Угомонились даже наши соседи, прокуролесившие почти всю ночь.

Из палатки вылез Олег, закурил утреннюю папироску, и, обозрев идиллическую картину изрек:

Вместе с хорошей погодой к Олегу прилетела муза. Он так и сыплет рифмами. Вот он собирает рюкзак, и, осматривая собственные вещи, глубокомысленно изрекает:

Девственность природы, правда, вызывала сомнение, после того, что с ней сделали автотуристы. Запах собственных носков у меня тоже не вызывал таких поэтических чувств. Лично я прохлюпавшие в кроссовках трое суток и впитавшие в себя грязь с половины Бурятии носки с удовольствием сжег в костре. Кстати, как выяснилось позже, этого делать нельзя было делать категорически, ибо осквернять огонь всяческим мусором – один из самых больших грехов по местным понятиям. Возможно потому и так много мусора на байкальских берегах, что даже то, что можно сжечь, здесь не сжигают.

Лирическое настроение пришло не только к Олегу. Вот и ВК, выйдя из лесу, с каким-то загадочным выражением на лице, задумчиво изрек:

Только Гена не разделяет общего настроения. С самого утра у него одна проблема. Он так и увивается вокруг Олега, выпрашивая курево. Но Олег, несмотря даже на благодушное настроение, сегодня непреклонен, как Джордж Буш – младший в отношении Саддама Хуссейна. И Гене приходится выуживать из пепла вокруг костра вчерашние и сегодняшние окурки. Впрочем, иногда Олег меняет тактику. Как дрессировщик в цирке заставляет медведя за кусочек сахара выделывать всякие трюки, так Олег за папироску поручает нашему мальчику всяческие мелкие дела – подержать велосипед, пока Олег грузит на багажник рюкзак, свернуть палатку, и т.п.

После вчерашних глины и песка я решил сделать ревизию тормозам. А, осмотрев их, пришел в уныние. Вчерашняя смесь из глины, песка, и истертой резины тормозных колодок высохла. В результате на ободе образовался слой, по своим свойствам абсолютно ничем не отличимый от наждачного круга. Когда перед походом я решал, что из запчастей брать с собой в дорогу, осмотрел колодки, и решил, что их хватит еще надолго. Поэтому запасные не взял. И вот теперь, всего за один день, колодки сточились наполовину. Велосипед у меня был не такой, как у других, рассчитывать на помощь не приходилось, купить такие колодки в глуши невозможно, и передо мной возникла реальная перспектива уже к середине маршрута вспоминать золотое детство и полузабытый способ торможения лаптей.

Поэтому отмывал я ту корку, а потом регулировал тормоза  очень тщательно. Что не ускользнуло от зоркого ока Олега, и он, стоило нам выехать на еще не просохшую после вчерашнего дорогу, тут же выдал в мой адрес очередной перл:

Вообще, похоже, что Олег говорить прозой сегодня не собирается. Вот Гена, по своему обыкновению, оторвался от группы и тут же последовал Олегов комментарий:

Было еще что-то эпическое, начинавшееся: "Все то, о чем вчера мечталось…", и еще, но времени записывать уже не было. Ибо слева действительно во всей красе лежал батюшка Байкал, и теперь время уходило еще и на то, чтобы любоваться великолепными панорамами – ярко-голубая вода, ольхонские горы в голубой дымке вдали, небо с редкими облаками, молоденькие сосенки по берегу.

Дорога все время идет вдоль Байкала, лишь местами удаляясь от озера метров на сто-двести. Там, где она походит совсем близко к воде, останавливаемся и выходим на берег, чтобы осмотреться основательно и не торопясь. Берег Байкала здесь обрывистый,  высотой метра два-три. Вдоль берега идет пляж, шириной метров пять-десять, из тускло-желтого, как бы дымчатого песка. Судя по всему, и берег здесь сложен из того же материала, потому что тут и там валяются деревья. Когда-то они росли по самой кромке обрыва, а байкальские штормы так далеко загоняют волны на берег, что они размывают песчаные склоны, и вымывают песок из под корней. Наиболее стойкие остаются стоять на обнажившихся корнях, похожих на кривые ноги, и получаются знаменитые байкальские шагающие деревья , которых особенно много на Западном берегу, в бухте Песчаной. Говорят, что под корнями у некоторых человек может пройти, не нагибаясь. Остальным везет меньше, и из них получаются не шагающие, а лежачие деревья, и лежат они по берегам, пока сердобольные рыбаки не порубят их на дрова, или суровые байкальские волны не разобьют их в щепки.

Через двенадцать километров проезжаем перекресток. Направо идет дорога к озеру Котокельское. Это самое большое из кучи озер, окружающих Байкал, как стая рыб-прилипал окружает крупную акулу. Озеро мелководное, и летом хорошо прогревается. По этой причине на его берегах расположены несколько турбаз. Первый поворот к озеру мы проехали еще вчера, и я изрядно повеселил стоявших там местных мужиков, когда прочитал дорожный указатель, и ослабшим от усталости голосом пропищал: До Байкала два километра! . Оказалось, что два километра - это до базы отдыха Байкал , расположенной на берегу Котокельского озера, а до озера Байкал еще двенадцать.

Второй поворот оказался не менее оживленным, чем первый. Здесь бегали стайки юных спортсменок, которым Гена усиленно рассылал воздушные поцелуи. Здесь же смотровая площадка на байкальском берегу, с вагончиком, украшенным надписью: "ПИВО СОКИ ВОДЫ". Я было попытался обратить внимание ВК на первую часть вывески, но он увлекся соревнованием с каким-то марафонцем, бежавшим по обочине. Километра полтора ВК безуспешно пытался его обогнать, и даже почти обогнал, но тот увидел машину, в которой, судя по всему, ехал его знакомый, остановился поболтать, и соревнование закончилось.

Зато вагончик заинтересовал Гену, и он, несмотря на протестующие крики остальных участников группы, бросил велосипед у открытой двери заведения, и как был, в плавках, ввалился внутрь. Остальные плюнули и поехали дальше. А я, подобно обезьяне из анекдота, которая не могла решить, куда ей податься, к умным или красивым, заметался между Геной и группой. С одной стороны лишняя потеря темпа нам совсем была не нужна, с другой оставлять велосипед без присмотра, а товарища одного тоже не следовало. Пришлось дожидаться, пока сияющий Гена с пачками сигарет в руках не появится из темного проема двери. А потом ускоряться, чтобы догнать группу.

За перекрестком среди песка стали появляться прогалины асфальта, а затем пошел сплошной асфальт. Правда, местами попадались и ямы, и в одну из них я залетел, засмотревшись на байкальские пейзажи. Хорошо, что еще успел автоматически вырвать на себя переднее колесо, а то лететь бы мне через руль. Зато заднее, нагруженное рюкзаком, вырвать не пристегнутыми к педалям ногами невозможно, и удар был такой, что пробило аж до обода.

Тем не менее, скорость по асфальту все же была выше, и вскоре мы уже подъезжали к поселку Турка. С особым нетерпением этого момента ожидал, конечно же, Туркин. У Владимира уже есть фото с указателем Владимир , сделанное, когда они катались по Золотому Кольцу. И вот теперь у него появилась возможность к фото с собственным именем присовокупить фото практически с собственной фамилией. Естественно, как только появился указатель с названием города, Вова тут же соскочил с велосипеда, сунул фотоаппарат Олегу, и полез на постамент позировать. Гена, несмотря на то, что его фамилия к туркам никакого отношения не имеет, тоже сфотографировался у указателя. Так, на всякий случай.

Перед поселком широкий мост через реку, которая также носит название Турка. Здесь, в устье реки ширина ее метров триста. А с моста она просматривается далеко вверх по течению. Речка чистая, с множеством зеленых островков. Сюда в августе – сентябре на нерест ходят косяки знаменитого байкальского омуля. Собственно, отсюда и название. Река названа совсем не в честь турецких землепроходцев, не в честь сосуда для заваривания кофе, и даже не в честь Владимира Туркина. Турка по эвенкийски означает Омулевая дорога . Тем не менее, Вова все же решил отметить визит в город - однофамилец. В первом встреченном магазине он купил самую большую шоколадку, и щедро всех угостил. Вообще, надо было бы отметить чем посущественнее, но - как говорил поэт: "во время матча пить нельзя". Хотя, без питья не обошлось. Мы с ВК все же выпили по бутылочке "Адмирала Колчака", а Вова решил вспомнить молодость, и купил пива ностальгического сорта: "Жигулевское".

За мостом резко вверх поднимаются склоны сопок. Здесь начинается хребет с поэтическим названием Черная Грива, у основания которого, собственно, и лежит поселок. Приезжих Турка встречает городским кладбищем на склоне сопки. Прямо под кладбищем вверх по реке уходит дорога, и на стенке, укрепляющей откос дороги видна крупная надпись: Иисус , и чуть пониже: Мы вернемся . На улицах поселка, прямо посреди дороги валяются коровы, меланхолично пережевывая жвачку, и все машины аккуратно их объезжают. И сразу чувство, как будто ты в Индии. Посреди поселка огромный деревянный шатер с высокой, в закарпатском стиле, крышей. На ступеньках у входа небольшая толпа, многие с рюкзаками. Вначале подумали, что это автовокзал. Потом - что торговый центр. Потом - что клуб. Оказалось церковь. Стал понятен смысл надписи на горе за мостом. Какие-то раскольники, то ли баптисты, то ли адвентисты.

Еще в поселке куча мелких и средних магазинчиков, у всех красивые женские имена: Виктория , Елена , Татьяна , и вдруг, неожиданно, Арарат . Пониже вывески у всех надпись: Магазин смешанных товаров , что, по моим понятиям, означает ни что иное, как сельпо .  По магазинчикам пробежались каждый в поисках своего, заветного. Олег снова не обнаружил сувениров. Зато ВК купил пленку к фотоаппарату. А я, наконец, купил ручку.

В этом походе меня появилось новое хобби – терять ручки. Этот необходимый в связи с моими штурманскими обязанностями инструмент требовалось постоянно иметь под рукой, для записи километража, информации об ориентирах и прочих характеристиках окружающей местности. Первую ручку, с большой любовью и вкусом выбранную специально для похода и купленную еще в Туле, я посеял на второй же день похода, где-то за Турунтаево, очевидно вследствие проклятия пьяного шамана. На следующий день я потерял ручку, которую выпросил у Туркина. Олегову ручку я потерять не успел, потому что она плохо писала на отсыревшей от дождей бумаге блокнота, и я сразу вернул ее хозяину. У ВК, осведомленного о моих проблемах, выпросить ручку удалось с трудом и под честное слово, что не потеряю. И сейчас я горел желанием купить сразу штук пять, чтобы хватило до конца похода. Но купил только одну, и ту с большим трудом, взял с витрины последнюю в четвертом или пятом по счету магазине.

С тяжелым чувством человека, лишившего детишек целого поселка в преддверии учебного года последних пишущих принадлежностей, я крутил ручку так и сяк, прикидывая, как бы ее приспособить, чтобы не потерять. В принципе, я уже проанализировал ситуацию и понял в чем дело. Ручка лежала в напузнике. Крутя педали, я постоянно задевал напузник коленом, и скользкий инструмент, подобно воде из поговорки: вода дырочку найдет , находил таки малейшие щелочки в застежке – молнии, и выскакивал из сумки. Почти как у Володи Шарапова, когда Глеб Жеглов демонстрировал ему воровской способ выбивания из карманов дорогих канцтоваров. Долго думал, что же сделать с ручкой, чтобы больше не терять. Крутил ее, как мартышка очки, пристраивая то так, то эдак. Наконец, засунул под велоперчатку, с тыльной стороны ладони, и увидел, что это хорошо. И близко, и постоянно на виду, и не мешает.

А Гена уже, как боевой конь, копал копытом землю и тянул группу вперед. Впереди был тот самый Горячинск, где будут строить олимпийскую базу, и где расположены горячие источники. Существует легенда, как охотник оставил умирать у этих источников покалеченную зверем собаку. А, когда через несколько дней возвращался домой с промысла, собака встретила его у источника радостным лаем, все ее раны зажили. Охотник залез в источник сам, и все его недуги как рукой сняло. Теперь в эти источники рвался Гена. Уже третий день он мечтал залезть туда со своей больной спиной, а вылезти уже со здоровой.

На крыльях надежды восемь километров промчались на одном дыхании, несмотря на то, что время было остановиться, отдохнуть и перекусить, и Олег уже продекламировал:

Остановились на развилке, где стоит громоздкая композиция из жести, изображающая название города. Судя по карте, обе дороги ведут в Горячинск, но где находятся источники непонятно. Решаем дождаться кого-нибудь из местных, и уточнить дорогу, хотя ВК с Олегом, как самые голодные, бурно возмущаются, и кричат, что надо ехать дальше, искать место для привала, и срочно перекусывать.

Наконец, появляются местные жители. Из леса выходит серьезная девочка лет двенадцати. В руках у нее крупнокалиберная рогатка, длиной в половину роста девочки. Позади, путаясь в соплях, шагает мальчик, на полторы головы ниже своей спутницы. Гена бросает велосипед, и бежит навстречу сей сладкой парочки, узнать дорогу. Но толку от детей добиться не удалось, они знать не знают никаких источников, Гена оставляет их в покое. Дети переходят через дорогу, останавливаются перед жестяным названием. Девочка прицеливается и со страшным грохотом всаживает из рогатки солидную каменюку прямо в монумент. После этого они, радостные, вновь скрываются в лесу.

А к выяснению дороги приступает ВК, мужественно бросаясь почти под колеса старенького Москвича. Перепуганный мужик за рулем не сразу понял, чего от него хотят полуголые, небритые люди. Наконец, с помощью жены, он рассказывает нам, что источники в поселке действительно есть, но они все теперь перекрыты, огорожены заборами курортов, и, чтобы искупаться, придется покупать путевку.

Поняв, что халявы не будет, Гена погрустнел, и покорно поплелся вслед за группой. А у группы ближайшая цель – найти любую воду, и исполнить Чайковского , что на нашем жаргоне означает попить чайку . Уже жарко, и пить хочется очень сильно. Водой оказался ручей под названием Таловка. Начинается он в небольшом болотце справа от дороги, протекает под мостом, и утекает налево, в сторону Байкала. ВК не нравится санитарное состояние болота, и он пытается вяло протестовать, но алчущая публика не слышит этих тихих протестов и уже устраивается на полянке слева от дороги, на берегу ручья. Здесь видны следы предыдущих стоянок – огороженное камнями кострище, грубый стол. Однако, на удивление мало мусора, к которому уже начинаем привыкать.

Вода в ручье теплая, она хорошо прогрелась в мелком болотце. Солнце жарит, и я осуществляю, наконец, свою заветную мечту, которую мечтал последние три дня. Дожидаюсь, пока Аня уходит по своим делам в лес, раздеваюсь, и в неглиже прыгаю в ручей. Только начинаю намыливаться, как раздается возмущенный голос ВК. Оказывается, он расположился ниже по течению, чтобы помыть посуду, и хлопья грязной мыльной пены отвлекают его от этого благородного занятия. Но никакая критика не может оторвать меня от бани. И я, без отрыва от процесса, предлагаю ему перебазироваться выше по течению. Успел намылиться с головы до ног, когда из лесу появилась Аня. Она в момент сориентировалась, бросилась за фотоаппаратом и защелкала затвором.

За обедом основной темой разговоров было, как с максимальной выгодой Аня может теперь использовать полученные фото. Лично мне больше понравился вариант ВК – продать в какой-нибудь солидный дамский журнал, например, Плэйгёрл. Туркин предлагал за деньги распространять фото среди работниц родной Аниной фабрики Чайка . Аня предложения выслушала, и заявила, что материальной выгоды она не ищет, а намерена открыть коллекцию фото голых мужиков. Итоги подвел, как всегда, Олег:

За ручьем Налимовка асфальт закончился, снова пошел песок. Правда, теперь лишняя вода из него ушла, и он находится в лучшем для движения состоянии, слегка влажный, и прикатан колесами машин. Ехать по такому местами даже приятно. Хотя трясет по-прежнему. Отмечаю, что у меня меняется стиль педалирования. Если раньше я по привычке крутил педали так, как учат лучшие специалисты по теории велоспорта, чтобы их оси находились под подушечками стопы, там, где начинаются пальцы. Но одно дело, когда ноги жестко закреплены ремнями или замками. А когда свободно стоят на скользких пластмассовых педалях – совсем другое. Подошвы кроссовок скользят, и педали скоро перемещаются далеко назад, на середину стопы, где есть впадина. Так получается гораздо устойчивее, хотя из работы выключаются мышцы голени, что плохо. А вместо заслуженного мастера спорта в отставке я стал похож на колхозницу, едущую с привязанной к раме тяпкой на прополку буряков.

Въезжаем в бухту Безымянная. Вокруг песчаные дюны, между ними болота и небольшие озера. У одного из них на обочине видим табличку: "Радоновый источник", и в лес ведет узкая тропка. Гена тут же начинает рассказывать нам о целебных свойствах этой воды, насыщенной слаборадиоактивным газом, и как его лечили этой водой в каком-то санатории. По всему видно, что второй раз за день упустить возможность полечиться на халяву будет для него страшным ударом, решаем источник посетить. Мы с Олегом остаемся на дороге караулить велосипеды, остальные уходят по тропке в лес. Ровно через пять минут после того, как последний скрылся в придорожных кустах, из леса раздается страшный рев Туркина. Слов не разобрать, но Олег уверенно говорит: Гена .

И точно. Вылезший вскоре из кустов Вова жутко ругается и отплевывается. Когда же он выговорился и вновь обрел способность разговаривать на литературном русском языке, рассказал нам, что хотел попить живой водички. Но, стоило ему склониться над родником и погрузить в него кружку, как туда же с ногами влез Гена в одних плавках, и начал плескать на себя водой. И при этом вода стекала у него со всех мест: и с… и из… . Тут Вова вновь далеко отошел от норм литературного языка.

Вова, у которого пропало все желание лечиться, остался с велосипедами, а к источнику пошли мы с Олегом. Тропа под ногами проминается, как толстый ковер, идем по торфянику. Кое-где в особенно топких местах брошены мостики из жердей. Кругом стоят молоденькие кедры, а под ними Аня собирает какие-то только ей известные травки. Наконец, видим впереди пару кедров, сплошь обвешанных тряпками - заала. Здесь родник. Берега родника укреплены сплетенными из веток щитами. Вода издает сильный запах сероводорода, а в вытекающем из источника ручье полно белых сгустков, похожих на тянущуюся по течению паутину. У источника лавка и стол, на котором стоят несколько пластиковых стаканов. Здесь же, неподалеку, Геннадий все еще поливает себя целебной водой.

Олег взял стаканчик, задумчиво произнес:

Но все же набрал полный стакан, и, не торопясь, выпил. Я пить не решился, и только умылся. После чего вытащили из кустов Аню с охапкой какой-то зелени, и пошли назад. По дороге продолжали рассуждать о полезных свойствах радиоактивной водицы. Наиболее полезным для похода эффектом нам показалось то, что теперь места, где Олег справляет естественные надобности, теперь должны светиться в темноте. Очень удобно для остальных участников группы, не влезешь спросонья. Ну а Геннадия, битых полчаса поливавшегося радиоактивной водой, теперь вообще можно было использовать для освещения палатки, вместо лампочки Ильича. Недаром и фамилия у него Ильичев.

В бухте Безымянной все безымянное. Впадающая в бухту речка называется Безымянная. И даже полузаброшенная деревенька из полудюжины домов носит имя Безымянка. За деревней в лесу круглый пустырь, на котором разбросаны железки, похожие на обломки то ли самолета, то ли вертолета. На остатках фюзеляжа сохранились даже бортовые номера. На свалку это было не похоже, скорее здесь когда-то произошла авария.

На выезде из бухты метров триста крутого подъема. Дорога плохая, и, когда нас с грохотом обгоняет очередной дворец на колесах, белоснежный красавец - джип Toyota Landcruiser 100, стоимостью семьдесят тысяч долларов,  ВК не выдерживает. Он разражается гневной тирадой, что, мол, не тем буряты занимаются. Внедорожники за бешеные деньги покупают, а лучше бы на те деньги дороги строили. И, когда через полкилометра мы объезжаем ту Тойоту, застывшую без движения на обочине, и небольшую толпу бывших пассажиров вокруг, ВК злорадно декламирует собственного сочинения компиляцию на тему старой народной песенки:

За подъемом спуск. Это мы перевалили небольшой хребет, заканчивающийся мысом, который также зовется Безымянным, и на этом все безымянное кончается. Следующий мыс – мыс Повалишина, и за ним вновь выезжаем на берег. Метрах в сорока от дороги каменистый пляж. Здесь решили немного передохнуть и свернули к озеру.

 Как и везде на этом берегу, перед пляжем небольшой обрыв с торчащими корнями деревьев. Под обрывом кверху днищем валяется бесхозная лодка. Предлагаю воспользоваться оказией, и плыть на Ольхон, благо мыс Повалишина – ближайшая к острову точка восточного берега, до него отсюда каких-то сорок километров. Но весел у лодки нет, а наш единственный топор Гена от чрезмерного усердия уделал так, что он больше напоминает винт от мясорубки. Весло таким не вырубить. Грести же марафонскую дистанцию с помощью кухонной утвари и стоек от палатки по нашему мнению пошло, и лодку оставили в покое.

Зато нашли другое развлечение. Пляж галечный, и камни здесь самых разнообразных расцветок, форм и размеров. И мы немедленно начали собирать сокровища. Каждую яркую находку тащили к Олегу, главному специалисту в области геологии, в надежде спрашивая: Хрусталь? Слюда? Изумруд? Рубин? . Но Олег, бросив мимолетный взгляд на образец, небрежно отвечал: Кварц. Кварц. Бутылочное стекло. Кирпич. Кварц . Несмотря на плебейское происхождение камней, у каждого росла его заветная кучка, в которой лежали самые красивые находки. В порыве старательства я даже разулся и залез в воду, благо глубина у берега небольшая. А Вова выискивает камни той специфической формы, которую ВК называет: "фаллокулярный символ плодородия" и незаметно для Ани подкладывает их в ее кучку.

Наконец, пора ехать. Аня перебрала кучку, нашла Вовины камни. Похихикала, но брать не стала. Посмотрели и мы на свои кучки, килограмма по три у каждого, повздыхали…, и тоже брать не стали. Разве выбрал каждый по паре самых заветных, а остальные так и остались на берегу.

Едем дальше. Дорога без заметных спусков и подъемов. Движения почти никакого. Машин пять в час, не больше. Солнце давно прошло зенит, и теперь все больше приближается к полоске западного берега. Окружающие краски утратили полуденную белесость и приобрели предвечернюю глубину и насыщенность. Тишина вокруг почти абсолютная. Только хрустит подшипник в колесе у Гены, шуршит по укатанному песку шипастый протектор моего байка, да пощелкивает что-то в заднем переключателе у ВК. Но, если отстать подальше от группы, то других совсем не слышно, и мы сильно растягиваемся. Едем поодиночке, слушаем тишину, наслаждаемся покоем.

Фанаты здорового образа жизни постоянно озабочены очисткой организма от шлаков. У нас сейчас от шлаков очищалась душа. От шлаков прошлых обид, нагоняев от начальства, былых расстройств и волнений, тревог и переживаний. И ради этого стоило ехать за тридевять земель, терпеть хлюпанье в ботинках и струи воды за шиворотом, тащить в гору кучу груза, вытирая слезы, пытаться спрятаться, наконец, от едкого дыма костра, падать, сдирая об асфальт локти и коленки. И, собственно, это и является моментом истины в туризме вообще, и в велотуризме в частности.

До назначенного для остановки срока в девятнадцать часов ноль-ноль минут по местному времени успели отмахать еще двадцать пять километров. После этого начинаем искать место для ночлега. На счетчике пройденного пути моего  велокомпьютера  не хватает буквально пары километров до цифры 70, и я уговариваю всех проехать эти недостающие до круглого числа километры. Остальные соглашаются, хотя по их виду хорошо заметно, что встать они хотят прямо сейчас. (Я, конечно, не имею в виду Гену, который готов ехать куда угодно, и сколько угодно). Смотрим на карту. Прямо по курсу обозначен Белый камень. По инерции ищем Черную скалу (по мнению Семен Семеныча Горбункова клев там лучше). Не находим, и решаем ориентироваться на камень.

Когда экране велокомпьютера появилась число 70.00 км ровно, увидели за деревьями какое-то строение, к которому с шоссе вела грязноватая дорога. Наша традиционная разведгруппа, Вова и Олег, поехала на   рекогносцировку местности, и минут через пять с берега раздалось: Сюда! . Сюда – повторил Туркин, когда мы, петляя между лужами и корнями деревьев, подъезжали к небольшой избушке на берегу озера. Здесь гостиница-люкс, с теплой ванной .

Гостиница-люкс оказалась приземистой избушкой, размером метра 3 на 4, сложенной из толстых бревен. Обстановка внутри сугубо спартанская: нары, стол и железная печка. Рядом с избушкой кострище со стойками и крючьями для подвески котлов. Позади, со стороны пляжа, стол с лавками. Короче, обычная охотничья изба, которых полно в Сибири. В таких избушках по традиции оставляют соль, спички, дрова. В нашей не было ничего такого, за исключением банки с мелкими камешками, которыми многие народности Сибири пользуются вместо туалетной бумаги. Вообще-то, по рассказам знатоков, баночек в отхожих местах должно быть две, из одной камушки берут, в другую бросают использованные. А, когда камешки в первой заканчиваются, банки просто меняют местами. Здесь банка всего одна, неизвестные жильцы явно сэкономили.

За избушкой располагаются обещанные ванны. Вдоль берега идет ряд длинных узких и неглубоких лагун, отделенных от берега песчаным валом, очевидно намытым волнами во время последнего шторма. За день солнце прогрело воду в этих лужах градусов до тридцати. Но, к нашему глубокому сожалению, на теплую водичку охотников нашлось и без нас, и в ней уже кишит куча каких-то жучков, червячков и прочей мелочи.

Метрах в трехстах от берега, чуть слева,  торчит, очевидно, и то, что на карте называется камнем Белым. Но сейчас прямо над ним висит заходящее солнце, и в его лучах камень кажется не белым, а совсем черным. Для завершения пейзажа осталось добавить полосу камней вдоль границы пляжа, за ней густые заросли кустарника, а дальше тайга по склонам сопок, прорезанная полосой дороги как раз у их подножия.

Аня вся испереживалась: теплая погода, море воды, а ни помыться ни постираться нет никакой возможности. Она вместе с ВК сегодня дежурная, и нужно готовить ужин. Зато другие постарались использовать предоставившиеся возможности по максимуму. Начал я. Выпросил у Вовы пачку стирального порошка, вытащил из рюкзака футболку, которая лежала там еще с поезда, вторую снял с себя, добавил то, что было снято во время сегодняшней бани, и проследовал к заранее присмотренному замечательному плоскому камню. При стирке использовался метод, еще в далеком детстве подсмотренный мной в родной деревне на пруду у деревенских баб. Они клали тряпку на мостик и изо всей силы молотили по нему деревянной колотушкой - вальком. Камень идеально подходил в качестве мостика, а я за неимением валька лупил белье собственным кулаком.

Подошел Вова, и в пух и прах раскритиковал мой способ стирки. Сам он делает в песке яму, застилает дно полиэтиленовой пленкой, и стирает в получившемся эрзац-тазике. Впрочем, критика была очень краткой, потому что Вова был занят более важным делом. Только что он завершил съемку панорамы берега, и теперь планировал новый шедевр, в стиле ню . Наверное, не давала покоя моя слава в качестве эротической фотомодели. Уже готов был и сюжет: голый Туркин в лучах заходящего солнца бежит по кромке прибоя.

В качестве оператора Вова привлек Олега. Здесь же крутится и Геннадий, он то пытается бежать за Вовой, то делает в объектив какие-то знаки, короче, постоянно лезет в кадр. Чтобы его нейтрализовать, пришлось пойти на хитрость. Туркин воткнул в песок какую-то палку, и попросил Гену держать ее покрепче. И, пока Гена держал эту палку, и пытался сообразить, зачем он это делает, Вова успел с жизнерадостными воплями промчаться туда-сюда по берегу, а Олег зафиксировать все это на фотопленке.

Я в это время уже сидел за столом, засунув в шерстяные носки замороженные за время стирки в ледяной байкальской воде ноги. Тихий вечер, красивый пейзаж, и сознание выполненного прачечного долга вызвали у меня писательский зуд, и теперь я усиленно покрываю строчками страницы дневника, стараясь ликвидировать отставание, получившееся из-за позавчерашнего дежурства. Подошедший Олег оценил мою вдохновенную физиономию, тут же отвесил комплимент, сказав, что я похож на писателя Куприна, и потом весь вечер называл меня не иначе, как Александр Иванович.

Теплый вечер вселил в нас оптимизм, палатки решили не ставить и спать прямо на пляже. Олег уже расстелил на песке тент, привалив его для надежности камнями. Но после захода солнца резко потянуло холодом, выпала обильная роса. Ставить палатки по-прежнему не хотелось. Решили переночевать в домике, хотя и были некоторые опасения относительно известных насекомых. Засветили в избушке свечку, и стали укладываться. Выкатили из под нар пустые бутылки и забросили туда рюкзаки. Расстелили на нарах коврики и спальники. Прибежал с очередным шприцем Гена. Он не захотел спать в домике, и собирается лечь на обеденном столе. Я впорол ему укол в полной темноте, на ощупь, и уже залез в спальник, когда появился Олег с очередным шедевром:

После этого он приступил к литературной критике вчерашнего Гениного бухтения насчет Верки и Златоуста. А я тоже покритиковал про себя, но уже творчество Олега. Где правда жизни?  Лежат, во-первых, не пять чудаков, а четыре, плюс одна чудачка, да и той пока нет. (Аня, разделавшись с обязанностями дежурного, теперь активно компенсировала на берегу потерянное время). Да и лежат чудаки не  рядком, а по углам избушки. Вот так в угоду рифме и стихотворному размеру оказываются искаженными исторические факты.  С этой мыслью, так и не дослушав Олега, я отключился.