03.08.03

Ночью я часто просыпался. В темноте избушки разворачивался целый концерт для хора храпунов. Запевали басы. Из своего угла мощно начинал Олег: "А-а-х-р-р" – "Р-р-ы-ы-ы" - тут же подхватывал в противоположном углу Туркин. У него под боком вступал ВК, который пыхтел и фыркал баритоном. И, совсем уж тоненько, по комариному, попискивала у меня под боком Аня. Собственно, из-за этого, близкого к ультразвуку, попискивания я все время и просыпался, пытаясь отмахнуться от несуществующих насекомых. Наверняка и я играл не последнюю скрипку в этом ансамбле, но такова уж доля всех храпящих – никогда не слышать собственного храпа.

Ночью я впервые за поход почувствовал, как у меня болят мышцы ног. И это хороший признак. Их жжет изнутри молочная кислота, продукт распада главных энергетических резервов организма, гликогенов. Значит мышцы, наконец, проснулись и начали работать по-настоящему, началась их перестройка и укрепление для интенсивной физической работы.

Проснулись все очень рано. У каждого нашлось дело. Дежурные ВК и Аня готовят завтрак. Гена ремонтирует велосипед, (вчера нам, наконец, удалось убедить его перебрать хрустящий подшипник втулки заднего колеса). Вова, как главный механик, руководит процессом ремонта. Только у Олега дел не нашлось, и он досматривает утренние сны в избушке. А я все еще пытаюсь догнать в дневнике текущий момент, потому что вчера так и не успел.

Но природа внесла свои коррективы. Начался рассвет, который на Байкале оказался не менее красив, чем закат. И я забыл про все. Утренняя заря начала окрашивать сизую предрассветную дымку в желто – оранжевые цвета. Солнце медленно встает из-за сопок на востоке. Вот его лучи коснулись Белого камня, и он стал розовым. Как и полагается, с первыми лучами солнца запели птицы. За неимением соловьев петь пришлось чайкам. И они постарались на славу. Вернее, постаралась одна из них, пристроившаяся на Белом камне. Обычно крик чайки напоминает гусиный. А эта, очевидно возомнила себя Максимом Галкиным местного масштаба, и заливалась на все голоса. В ее руладах то отчетливо раздавалось то утиное Кря-кря , то воронье Кар-кар . Потом она похрюкала, как свинья. Потом довольно успешно помычала. Попыталась помяукать и поквакать, но уже с меньшим успехом. Каждый ее пассаж бурно воспринимается одобрительными возгласами и хлопаньем крыльями стаей зрителей этого необыкновенного концерта, расположившихся на камнях, километрах в полутора, у мыса Горевой Утес. Вместе с ними слушал и смотрел это представление и я, забыв и про ручку, и про дневник.

Люблю вспоминать среднеазиатский поход 1988 года, в особенности момент, когда я наткнулся на Борю Мерцалова, устроившего себе отхожее место на живописнейшем склоне Варзобского ущелья, недалеко от Душанбе. И его знаменитую фразу: "В более красивом месте я еще не какал". Сегодня с уверенностью могу заявить, что я его переплюнул. Ибо нашел более красивое место. На берегу Байкала, под корнями упавшей сосны выложил себе стульчак из больших плоских камней. На торчащих корнях шустрые паучки успели натянуть свои паутинки, и теперь на тонких нитях алмазами сверкают в лучах утренней зари капельки росы, чуть подрагивая от легкого ветерка, и переливаясь всеми цветами радуги. Позади над головой нависают ветви молоденькой лиственницы с мягкими зелеными иголками и свежая трава, в которой светятся алые гвоздики и лиловые цветки иван-чая. На озере штиль, за полосой пляжа со следами чаек зеркальная гладь голубой воды и торчащий из воды камень, который теперь уже действительно совсем белый. И я сижу, наслаждаясь тишиной и безмятежностью, задрав кверху нос и полузакрыв глаза, как кот на колбасу. В голову лезут хорошие мысли, вспоминаю Борьку и жалею, что нет его сейчас с нами.

Засинхронизировать дневник так и не удалось. Когда я вернулся к избушке, сборы практически были закончены, и мне пришлось догонять остальных. К счастью, на пятый день похода, укладка рюкзака уже не такая проблема, как в первый, когда каждая вещь еще не знает своего места, и постоянно приходится решать всякие мелкие задачи. Куда, например, положить ложку, чтобы она по дороге не прорвала рюкзак и не сгинула навсегда на просторах Прибайкалья? Засунуть ее в запасные кроссовки или завернуть в штаны от ветровки? А сегодня ложка автоматически занимает наилучшее для нее место, вполне обоснованное логически – в сумке с инструментом. Разогнав с еще не высохшей после вчерашней стирки одежды здоровенных пауков, и выдрав из крепкой, как проволока, паутины, я запихнул ее в рюкзак сверху. Досохнет по дороге. После этого присоединяюсь к сидящей на лавочке мужской части группы.

Мужская часть группы решает сложную задачу. Исключая Гену, который безмятежно крутит отремонтированное колесо, и удивляется, куда исчезли страшные звуки, распугавшие вчера в окрестных лесах всех белочек, медведей, лис, зайцев, волков и прочих зверушек. Остальные горячо и озабоченно обсуждают, можно ли уже позвать Аню, или еще рано.

Аня специально собралась первой, задолго до остальных. Она еще заранее решила, что такой пляж пропадать без дела не должен, и теперь, заклеив нос от солнца кусочком бумажки, и расстелив на песке коврик, дремлет на берегу, как в каких-нибудь Сочах. Мужики сидят, уже готовые к выезду, но никто не решается потревожить командира. Вова, попыхивая сигаретой, подначивает всех пошутить над Аней – пока она дремлет, пригревшись на солнышке, потихоньку отогнать велосипеды с берега, а самим спрятаться в кустах, и понаблюдать за Аниной реакцией, когда она обнаружит, что никого вокруг нет, и из всех вещей у нее остались только коврик и купальник. Но тут Аня, почувствовав неладное, проснулась сама, увидела что все уже практически заняли положение низкого старта, и побежала в кусты переодеваться.

Из кустов она вышла в шикарных велотрусах с крупной надписью желтыми буквами: "Tigra". Гена, постоянно имевший с Аней несколько натянутые отношения, тут же заявил: А командир-то у нас – настоящая тигра . А мы с ВК тут же вспомнили нашего старого товарища по походам выходного дня Сашу Сударикова, который из своей биографии сообщал всем единственную деталь: "Жена у меня Тигра Львовна". Не всем была известна его фамилия, но каждый тульский велотурист знал Сашу, у которого жена Тигра Львовна.

Наконец, выехали. Дорога все та же, песок пополам с камнями. Зато то же ощущение тишины и покоя. И синь Байкала сквозь ветки сосен и лиственниц. Кое-где небольшие подъемы-спуски, переваливаем через прижимы – отроги сопок, выходящие к самому берегу. Машин немного, в основном теперь это микроавтобусы, под завязку забитые туристами и туристским снаряжением, а не поместившиеся внутрь вещи навалены на багажники на крыше. Автобусы останавливаются у стекающих с вершин сопок речек и ручейков, и туристы выходят, чтобы поприветствовать обитающих в этих речках духов.

У одной из речек висит дорожный указатель: "Ср. Речка". Мы с ВК долго обсуждаем, что же скрывается за странной аббревиатурой "Ср". Наши познания в топонимике подсказывают, что это, очевидно, какое-то определение. Но не так уж много определений в словаре русского языка, начинающихся на эту пару букв. Средняя? Но тогда должны быть правая и левая, или нижняя и верхняя. Срамная? Не похоже, сраму не видно. Сработанная? Срезанная? Срисованная? Нет, не то. Наконец, выбившись из сил, решаем, что это все же то слово, которое первым пришло нам на ум, и которое в большинстве словарей отсутствует напрочь.

Проезжаем мыс Крестовый. С мыса открывается великолепный вид на начинающийся за ним Баргузинский залив, с торчащим на другой стороне зубом полуострова Святой Нос. Полуостров ограничивает залив с противоположной, северной стороны. Вдоволь налюбовавшись видами залива и сфотографировавшись, поехали дальше. А дальше нас ждала приятная неожиданность. Прямо за указателем, извещающем о начале Баргузинского района, начинается отличная асфальтовая дорога. От асфальта за три дня начали потихоньку отвыкать, и Аня привычно шарахается на обочину, стоит ей услышать сзади шум колес моего байка. Ей все время кажется, что ее обгоняет автомобиль.

Переваливаем через несколько крутых горок, и видим указатель: "Максимиха". Сразу за указателем живописная картина. Слева от дороги возвышается большой деревянный двухэтажный дом. Дом украшен всяческими резными крылечками, лестницами, балконами и верандами. То ли будущая гостиница, то ли будущий ресторан. Будущий – потому что здание еще недостроено, и на крылечке, постукивая топорами, сидят строители, пяток мужиков самого, что ни на есть, бандитского вида. Увидев нас, они бросили работать, и закричали:

Тут мужики немного обалдели. Судя по всему, в ближайших окрестностях такого населенного пункта не значилось. А-а-а! Тула – это в Москве! , наконец, сообразил самый умный. Тут обалдели мы. Да, для сибиряков вполне нормально, что когда они едут в гости к бабушке, куда-нибудь в Харьковскую область, они едут в подмосковье . А для нас, жителей Центрального федерального округа, двести километров – это все же расстояние. Тем временем мужики не унимались:

А я уже приметил стоящую рядом с домом белоснежную буддистскую ступу – ступенчатую пирамиду с остроконечным шпилем наверху. Рядом с пирамидой под ярко раскрашенным навесом стоял не менее ярко раскрашенный настоящий буддистский молельный барабан. Для полной ясности рядом висела табличка, гласящая: "Будда бурханай мунхэ пургаал. Будда зохой аза жархал". И чуть пониже, очевидно, перевод: "Буддийская ступа. Да будет благословенье Будды всем живущим на земле".

Вообще, у буддистов очень продуманная религия. Процесс молитвы автоматизирован в высшей степени. Выше я уже говорил про заала. Повязываешь на столб веревку, к ней привязываешь тряпичную ленточку, ветер ленту шевелит, молитва уходит к Богу. Не менее удобен и молельный барабан. Его нужно покрутить правой рукой по часовой стрелке, и написанная на нем молитва, какое-нибудь: "Ом мани падме хум", словно мелодия с граммофонной пластинки, также уходит в небеса. Очень удобно. Мы с Геной немедленно вознесли молитвы, покрутив барабан. К неудовольствию остальных. Им не было дела до пищи духовной, они алкали пищи самой материальной, ибо время близилось к обеду. И, вместо дружеской поддержки, мы слышали только нетерпеливые понукания.

Но, несмотря на все понукания, быстро перейти к обеду не получилось. Только мы поднялись от моста через симпатичную речушку, которая, видимо по местному обычаю, носит такое же название, как и населенный пункт в ее устье, увидели на обочине указатель. На золотых сосновых досках красивой резьбой выведено: "Экологический музей Максимиха". Экологических музеев мы еще не видели, и поэтому без сомнений повернули по указующей стрелке, проехали метров двести по песчаной дорожке и очутились перед дощатыми воротами. Над воротами круглая сторожевая башня с конической крышей и высоким острым шпилем, на который так и просится какой-нибудь трехконечный флаг. Вокруг ворот частокол из заточенных сверху трехметровых сосен. Впрочем, частокол тянется вправо и влево метра на два, а дальше идет обычная проволока. То ли денег не хватило, то ли еще не успели построить. Все сделано из той же золотистой сосны, что и указатель.

Ворота закрыты. Зато сбоку открыта калитка. У калитки табличка, извещающая, что музей работает с 10:00 до 20:00, а стоимость часовой экскурсии – 30 рублей с человека. Мы с Олегом пошли на разведку. Прошли по зеленой аллейке, вышли на площадку, посередине которой стоит здоровенная палатка, какие в последнее время каждое лето раскидывают на городских площадках, чтобы торговать пивом. Позади палатки виднеются домики все из той же сосны, по конструкции похожие на тот, который видели на въезде в поселок, с крылечками, портиками, лесенками и балкончиками. К нашему глубочайшему удивлению никто не ловил нас за воротами, чтобы содрать по тридцатке. Зато навстречу вышла серьезная женщина в торжественном длинном платье, и поинтересовалась, кто мы такие, и откуда. Мы рассказали все, как на духу.

Женщина оценила наши потертые велотрусы и дырявые футболки, и сразу поняла, что взять с нас денег нас не получится, обреченно вздохнула, и пригласила пройти в палатку. Здесь она начала рассказывать, что это частный музей, совсем недавно организованный художником Шелковниковым, по совместительству ее мужем. Последнее было заметно. На большинстве развешанных по стенам рисунков была изображена наша собеседница. И еще пара ребятишек, судя по всему дети художника.

Но не эти, похоже, наспех собранные рисунки были здесь главными экспонатами. Основное место здесь занимали предметы так называемого прикладного искусства, от шикарного ковра, с вплетенными в него полосами меха, и занимавшего целую стену, до плетеной мебели и поделок из камня. Кроме того были витрины с природными минералами, собранными в Прибайкалье, стояли в кадках какие-то кустики. А хозяйка все рассказывала и об организованных при музее ремесленных мастерских, и о планах организовать здесь ботанический сад, где бы росли исключительно местные растения (а в Прибайкалье, надо сказать, больше половины видов растений эндемики, то есть не обитают больше ни в каких районах земного шара). Но особо она упирала на то, какие замечательные и удобные у них в музее гостевые домики, в которых так приятно отдыхать. Мне при этом почему-то вспомнился философ из Улан-Удэ и полученные от него сведения о стоимости недвижимости в здешних местах. А, с учетом того, что гостевые домики выглядели единственными достроенными объектами музея, у меня стали закрадываться смутные сомнения, а художественные ли экспонаты здесь главное.

Но Олег видел только предметы искусства, и восторгался как их художественными качествами, так и деловой хваткой Шелковникова, сумевшего так раскрутиться. Я поддакивал, и даже сделал Олегу комплимент, что только он, с его тонким художественным вкусом в состоянии определить истинную ценность экспонатов. Услышав эти слова, дама оживилась, и поинтересовалась, не художник ли ее слушатель. Олег врать не стал и честно признался, что да, он художник, и работает с камнем, создает мозаику. "А, мозаика – это прекрасно", заметила дама, и начала рассказывать, как хорошо было бы собрать в гостевом домике много художников, чтобы здесь, на Байкале, они проникались духом природы, и творили бы свои шедевры.

Тут Олег понял, что беседа начинает принимать затяжной характер и поспешил вернуть хозяйку с небес на землю. "А какие-нибудь сувениры на продажу у вас имеются?" – задал он прямой вопрос. Дама почему-то засмущалась, и начала оправдываться, что большого выбора у них нет, и может предложить сувенир только одного вида. Позванная с улицы хозяйская дочка принесла таких сувениров целую охапку. Надо отдать должное, сувенир был очень даже на высоком идейно-художественном уровне. На куске бересты в эвенкийском стиле изображены две байкальские волны, плавно переходящие в изображения рыб. Посередине камушек из лазурита, символизирующий озеро. Три цветных камешка поменьше вокруг него означают нерушимый союз и дружбу трех основных народов Прибайкалья – бурят, эйвенков и русских. Завершает картину сыромятный ремешок и кокетливая меховая кисточка, какие любят вешать на свои украшения эйвенки. Мы было раскатали носы на оптовую партию, но нас остудили, назвав цену – по сто рублей за штучку. Пришлось ограничиться разумным минимумом.

Вслед за нами в музей пошли остальные. И их-то хозяйка уже раскрутила на посещение гостевого домика. Аня долго потом еще вспоминала его шикарные интерьеры, ковры, кресла, диваны, открытые веранды с видом на озеро.

Однако, пропущенный обед нужно было срочно наверстывать. Как всегда, нашелся целый спектр мнений, где это лучше сделать. Эстеты призывали ехать до реки Духовой или еще дальше – к озеру Духовому, и пообедать там. Самые голодные призывали останавливаться и обедать прямо сейчас. Мы с ВК предлагали компромиссное решение, ехать вперед, в первом же подходящем месте спуститься к Байкалу и расположиться там, у воды. Незлобно переругиваясь, и отстаивая каждый свое мнение, все же ехали вперед, пока не доехали до устья Духовой. Здесь обнаружился хороший спуск к воде. После коротких препирательств все же поехали вниз, к берегу, и остановились в нескольких метрах от устья реки. Устья в привычном смысле нет, нет даже русла. Просто река, пробежав по прибрежным камешкам, впадает в озеро. В самом глубоком месте воробью по колено.

Обед, как в хорошем ресторане, проходит под музыкальное сопровождение. Неподалеку расположена турбаза. Там активно отдыхает народ, и оттуда доносятся пиликанье гармошки и залихватские частушки.

Неподалеку полдюжины мужиков тащат из воды сеть. Штатный рыболов Гена, наскоро проглотив свои бутерброды, тут же побежал поинтересоваться уловом. Хвалиться рыбакам было нечем. По их словам недавний шторм отогнал рыбу от берега, и улов был почти как в части первой Сказки о рыбаке и рыбке. Один из рыбаков долго бродит кругами вокруг нас, и мы гадаем, что ему от нас нужно. Оказалось, ищет бутылку с молоком, которую спрятал среди камней, чтобы охладилась. Подошел и спросил, не мы ли взяли. Мы, конечно удивились, так как у всех было вполне определенное представление о напитках, используемых на рыбалке. Но для себя сделали вывод, что местным населением Байкал используется еще и вместо холодильника.

Весь остаток послеобеденного отдыха провалялись на берегу. А я ползал с фотоаппаратом за шустрой чайкой. С тем же успехом, что и вышеописанные рыбаки. Чайка фотографироваться никак не хотела. Стоит мне приблизиться на приемлемое расстояние, как она улетает. А когда я возвращаюсь на исходную позицию, тут же, словно издеваясь, усаживается на камешек, как ни в чем не бывало. Пришлось плюнуть, и убраться восвояси.

От Байкала идет двухкилометровый подъем к озеру Духовому. Подъем несложный, но жгучее солнце и полное безветрие сделали его несколько неприятным. Дорога идет вдоль русла реки. Посмотрели мы на это русло и порадовались, что не стали устраивать здесь привал. Все завалено большими камнями и густо заросло лесом и кустарником. Ни посидеть, ни помыться. Не понравилось нам и озеро Духовое, хотя в некоторых отчетах им восторгаются. Вода мутновата, берега заросли высокой травой. Хотя местами по берегам стоит очень симпатичный лес из пихты, кедра, сосны и лиственницы. Говорят, что в озере водятся самые вкусные в Бурятии, духовитые караси. Карасей мы не видели, зато в обилии наблюдали мух, слепней, оводов, и прочей насекомой пакости.

Дошло до слез. Аня вдруг остановилась, и, чуть не плача, пожаловалась мне, что ее в ухо укусила пчела. Я поискал жало, но его не было. Возможно оса или овод. В любом случае ухо у Ани болело очень сильно.

Вдоль озера дорога идет километров пять, а затем начинается довольно крутой подъем. Жара продолжается. Дорога поднимается по южному склону хребта, и солнце нагрело асфальт на ней до полужидкого состояния. Колеса велосипедов оставляют на нем заметный след. Последний раз такое я видел в Средней Азии.

Наконец, спуск. Лучше бы он был не крутой, но длинный. Здесь наоборот. Три километра летим со свистом в ушах. На середине спуска опасный поворот под прямым углом. Здесь на встречной полосе валяются упавшие со скалистого откоса здоровенные камни. За поворотом отличный вид на Баргузинскую долину с синим пятном озера Шанталык среди таежной зелени.

Спуск вскоре заканчивается, а дальше начинается форменное безобразие. Во-первых заканчивается асфальт и снова начинается песок пополам с камнями, причем песок совсем сухой, и потому мягкий и сыпучий. Во-вторых профиль дороги становится похож на огромную стиральную доску. Сто метров спуск - сто метров подъем, потом снова спуск, и снова подъем. В сочетании с пунктом первым утомляет. И в третьих, что самое неприятное, количество насекомых увеличилось до совсем неприличных размеров. Вокруг каждого закрутился рой мух разнообразных размеров, словно электроны вокруг ядра в резерфордовом атоме. Причем атом этот был отнюдь не легкомысленным гелием или суетливым натрием. Судя по количеству мух-электронов, каждый принадлежал к группе трансурановых элементов откуда-то из нижних строчек таблицы Менделеева. На спусках удается чуть разогнаться, и мухи отстают. Но, стоит замедлиться на подъеме, как они тебя тут же догоняют. Я ехал последним, и поэтому вся отбившаяся от моих спутников сволочь автоматически доставалась мне. И я не знал, что делать, то ли крепче держать руль, на плохой дороге так и норовящий вырваться из рук, то ли отбиваться от гадов, норовящих залезть тебе то в нос, то в ухо.

Приближение поселка мы почувствовали задолго по все увеличивающемуся количеству мусора на единицу площади. К Усть-Баргузину выехали совсем обессилевшие, и даже на традиционное фото у въезда в город фотографировались безо всякого удовольствия. От указателя в сторону города ведут две дороги, причем ни одна не идет прямо в город. Сверились с картой и выбрали левую, между опушкой леса и жилыми домами. Гена поехал спрашивать дорогу до почтамта. Лучше бы мы его не отпускали. Увидев первое же существо женского пола, молодую мамашу с малолетним ребенком, он приклеился к ней так, что мы уж засомневались, не собрался ли он остаться с молодухой насовсем, а ребенка усыновить.

Предпоследние силы мы затратили на призывы к Геннадию закончить, наконец, шуры-муры, и присоединиться к группе. Чтобы доехать до почты, затратили последние. К счастью, почта располагалась под одной крышей с продуктовым магазином, в котором было море пива и минералки, единственных в мире вещей, которые могли вдохнуть теперь жизнь в наши иссушенные ветром и обожженные солнцем тела.

Половина группы, во главе с бравым завхозом, отвалилась, не доехав до почты, у первого же встреченного магазина. ВК, дорвавшись до товарного изобилия, бегал туда-сюда, вытаскивая из магазина буханки с хлебом, банки тушенки, головки лука, бутылки с минералкой и прочие полезные продукты. Рассовав очередную порцию покупок по рюкзакам, он вновь скрывался в темном проеме двери за следующей. При этом наблюдается интересный эффект: в какой бы отдел он не сунулся, каждый раз оказывается в конце очереди, которой еще минуту назад там и следа не было.

А мы с командиром и бортмехаником в это время уже успели убедиться, что на почту сегодня опоздали, и что давать телеграммы домой и делать отметки в маршрутной книжке придется завтра. И теперь, устроившись на завалинке, мы с Вовой тянули животворное Жигулевское Иркутского разлива. Живительная сила напитка была так велика, что всего после полбутылки Вова вновь обрел свойственную ему жажду общения. В первую очередь внимание он обратил на Аню, которая упаковывала в рюкзак остатки не менее животворной воды, судя по этикетке добытой из недр Байкала, с глубины аж 400 метров. Начал Вова, конечно, с близкой ему, как механику, темы: "Женский фактор и механизм переключения передач велосипеда Старт-Шоссе". Для затравки спросил у Ани, хорошо ли у нее переключаются передачи. Аня ответила, что она вообще старается передачи переключать поменьше. Тут Вова начал углублять и обобщать. Суть его краткого спича свелась к тому, что переключатель на велосипед поставлен исключительно для того, чтобы им пользовались, выбирая для конкретных условий оптимальное передаточное соотношение. И что Аня в частности и женщины вообще недостаточно серьезно относятся к этому чрезвычайно важному вопросу. И что не встречалась еще ему женщина, которая переключала бы передачи правильно.

Аня, конечно, стерпела бы наезд лично на нее, но, когда вопрос коснулся лучшей и прекраснейшей части человечества вообще, не выдержала. Она тут же заявила, что лично знает кучу мужиков, которые также не умеют пользоваться переключателем. И вообще, от некоторых (не будем показывать пальцем) и без переключателя треск стоит по всей дороге…

Поняв, что Аню так просто не возьмешь, Вова тут же переключил внимание на другой объект. На ступеньках почты, опершись на деревянные перила, уже давно стояла девчонка лет двенадцати-тринадцати. Она внимательно прислушивалась к нашему разговору, но подойти поближе, а тем более вмешаться, судя по всему, стеснялась. Тогда первый шаг навстречу сделал Вова. Он подошел к девчонке и спросил, когда у них в поселке работает почта. Та с готовностью поддержала разговор. Прочитала привинченную на двери табличку, и сообщила, что почта работает с девяти до шести, без перерыва на обед. И тут же, посмотрев на Вову ясными, невинными глазами, попросила у него денежек на хлеб. От неожиданности Туркин даже немного обалдел. Но тут же вспомнил про турунтаевского шамана, и рука у него сама собой протянула девочке червонец. Дополнительно он пытался всучить ей пустые бутылки, но девочка от бутылок отказалась, а червонец приняла, и тут же исчезла.

Зато появился нагруженный под завязку продуктами обоз. ВК с бутылочкой Адмирала Колчака тут же пристроился рядом со мной на завалинке, Гена скрылся в магазине, и начал охмурять молоденькую продавщицу промтоварного отдела, а Олег с Аней поехали искать бывшую машзаводовскую турбазу. Когда-то она активно использовалась тульскими туристами, а потом пришла перестройка, всем стало не до нее, базу забросили, и, в конце концов, она успешно сгорела. И вот теперь, когда в турклубе узнали, что мы едем на Байкал, о ней вспомнили снова. Попросили разведать обстановку, узнать, что осталось и сделать несколько фотоснимков.

База была недалеко. Нужно было лишь вернуться на несколько домов назад по той же улице, по которой только что приехали. И ждать Олега с Аней нам пришлось всего минут десять – пятнадцать. Но этот краткий период вынужденного безделья, а также возрожденные с помощью пива оптимизм и способность воспринимать окружающую действительность, подвигли нас на изучение географо-экономического положения поселка Усть-Баргузин.

Поселок, как это следует из названия, стоит в устье реки Баргузин, как раз в том месте, где река, пройдя по широкой, километров пятнадцать, котловине, перерезает южный отрог Баргузинского хребта, и впадает в Байкал. Своей квадратно-гнездовой планировкой и низкими деревянными домиками, поселок был бы похож на один из городков незалежной Техасщины, какие знакомы нам по ковбойским фильмам. Но есть существенное отличие. В Техасщине нет таких аккуратненьких палисадников, с крашеными белой краской штакетинами. В Усть-Баргузине они почти у каждого дома. Аккуратность здесь видна во всем. Чистенькие дома. Чистые дороги. На каждом, даже самом завалящем перекрестке в обязательном порядке стоят знаки приоритета. На улицах ребятишки совочками собирают в ведра лошадиный и коровий навоз. Мусора в поселке не видно, что для нас совсем удивительно, если судить по его количеству в лесу перед поселком. Мусор здесь собирают в ямы, выкопанные кое-где прямо на улице. В общем, поселок производит вполне благоприятное впечатление. И даже собаки, которые во всем остальном мире обычно в каждом велосипедисте видят для себя вызов, здесь не проявляют к нам никакого внимания, а, попавшись навстречу, вежливо уступают дорогу.

Вернулись Олег с Аней. Нужный дом они нашли. Он действительно давно сгорел, пристройки растащило местное население. Теперь там остался только участок земли с чудом уцелевшим сараем. Сарай был успешно сфотографирован, и мы, с сознанием выполненного долга, поехали к нашей последней на сегодня цели – в порт, узнавать расписание катеров на Ольхон.

Дорога закончилась у причала парома. Здесь в ожидании переправы стояла небольшая толпа людей и машин. И здесь же деревянные прилавки под навесами, с которых торгуют всякой всячиной, от хлеба и рыбы, до детских игрушек и магнитофонов. На торговок появление группы произвело неизгладимое впечатление. Увидев наши небритые рожи, они позабыли про товары и начали кричать: "Мужички, сколько вам годиков?". "А сколько дадите?", по-еврейски, вопросом на вопрос, ответил я. И, пока женщины раздумывали, сколько же они нам дадут, и стоит ли нам вообще давать, мы уже ставили велосипеды в кучу на самом краю земли.

Край земли был деревянный. Он представлял из себя сколоченный из тесаных бревен деревянный причал. За краем земли, всего сантиметрах в пяти, на баргузинских волнах качалась баржа, груженая автомобилями и мотоциклами. Тут же прогуливались и хозяева автомототехники. Сбоку стояла пара катеров, на которых загорало с полдесятка пацанов. Расписания нигде не было. Туркин тут же полез на баржу, в надежде прояснить вопрос у команды. Но и команду на барже обнаружить не удалось. Тогда стали опрашивать население. И тут, как говорится, нас ждал жестокий облом. Первый же опрошенный рассказал, что пассажирские катера в Усть-Баргузин давно не ходят, невыгодно. Все давно на берег повытаскивали, лежат, ржавеют. Увидя наши вытянувшиеся рожи, он тут же успокоил нас, что есть тут ребята, которые могут помочь с переправой, и показал висящее на стене расположенной у причала сторожки объявление, в котором некто предлагал увлекательные морские экскурсии на боте и призывал обращаться по адресу: ул. Гагарина, дом 1. "Ну, а как, насколько реально переправиться на том боте на Ольхон?" – поинтересовался Олег. "Ну, это уж как Батюшка позволит" – ответил мужик, и загадочно замолчал.

Оставалась последняя надежда. Может, мужик что-то напутал, может ходят какие-то грузовые суда, и Вова с Олегом отправились в порт, краны которого виднелись метрах в двухстах в сторону Байкала, чтобы прояснить ситуацию до конца. Рыболов Гена пошел на рыбалку, к торговым лоткам, и вскоре вернулся с парой копченых омулей. Тут не выдержал ВК, и сбегал за пивом. И мы, расположившись на причальных бревнах, с аппетитом слопали рыбку, запивая ее уже традиционным "Адмиралом Колчаком". Заодно полюбовались ювелирной работой паромщиков. Они появились неожиданно, откуда-то из-под причала, на крошечном катерке. Катерок по сравнению с груженой баржей казался совсем малюткой. Тем не менее, зацепив баржу тросом, суденышко затарахтело мотором, и, заложив на поверхности реки какую-то хитрую загогулину, мастерски пришвартовало баржу к такому же причалу, но на противоположном берегу. Потом, не менее лихо, проделало тот же маневр, в другую сторону и, довольно урча, снова удалилось в свое убежище.

Вернулись гонцы из порта. Если бы дел происходило лет триста назад, то за принесенную информацию им бы в лучшем случае поотрубали бы головы, а в худшем посадили бы на кол. Никаких судов в сторону Ольхона не предвидится. Можно зафрахтовать катер за 1200 рублей в час, или рыболовный бот за 800. Платить при этом, как за хорошее такси, придется за два конца, туда и обратно. А идет катер до острова шесть часов, бот – все десять. Несложные расчеты показали, что при таком раскладе платить придется почти пятнадцать тысяч, или по две с половиной тысячи с носа, что почти в полтора раза больше стоимости проезда из Москвы до Улан-Удэ.

Тут мы загрустили. На такую сумму никто не рассчитывал. Начали было считать альтернативные варианты, вплоть до захвата катера и поднятия на нем пиратского флага, но потом решили, что пороть горячку не нужно, а нужно собрать дополнительную информацию. В порту нам дали адрес владельца бота, который занимался извозом. Второй адрес, как уже упоминалось выше, висел на стене. Помимо того можно было попытаться найти автотранспорт в сторону Улан-Удэ. Ясно было одно – в порту пока делать нечего. Неясно было тоже одно – сколько времени мы затратим на поиски, и, следовательно, где и когда мы сегодня встанем на ночлег. Посему, прежде, чем возвращаться в город, решили поужинать в расположенном неподалеку заведении, уже давно привлекавшем наше внимание вывеской: "Горячие позы по-сибирски".

Мы путешествуем по Бурятии пятый день, и поэтому уже знаем, что "Горячие позы" – это не разновидность эротического шоу, а всего-навсего местное кушанье, мясо в тесте, из того же разряда, что и кавказские хинкали, азиатские манты, или русские пельмени. Но вот попробовать позы пока не доводилось. Аня, у которой баргузинские расценки на морской транспорт отбили весь аппетит, устроилась на ступеньках позной, возле велосипедов, и тихо грустит. А мы, заказав позы, сидим за столиком, и, в ожидании пока их слепят и сварят, разрабатываем стратегические планы. Можно ехать назад своим ходом, чтобы, как минимум, доехать до ближайшей железнодорожной станции, уехать на Иркутск поездом, и уже оттуда ехать на Ольхон. Но до ближайшей станции, Татаурово, триста с лишним километров из которых львиная доля приходится на уже поднадоевший песок. Можно вообще ехать своим ходом до Иркутска, маршрутом, внесенным в маршрутную книжку в качестве основного, и потом съездить на Ольхон автобусом. Но это во-первых все равно тот же песок, дорога здесь только одна. Во-вторых песок этот стоил бы нам минимум два лишних дня, а времени и так у нас в обрез. В-третьих ломался весь кайф от похода, который состоял в том, чтобы по возможности побыть на озере подольше, и посмотреть побольше. Поэтому наиболее предпочтительный вариант - найти попутный грузовик на Улан-Удэ.

Наши размышления прервала официантка, принесшая заказ. На вид позы больше похожи на большие ватрушки, только вместо творога внутри мясо. Кушанье было с пылу с жару, и мы потребовали вилки. Официантка посмотрела на нас, как на дикарей, но вилки принесла. Даже с вилками мы ухитрились перемазаться, как свиньи. Внутри было полно сока, и он постоянно норовил то брызнуть в ноздрю горячей струей, то накапать на одежду, то, словно мед - пиво, растечься по усам и бороде. Наконец, я приспособился, подцепив позу за верхушку, прокусывать нижний уголок, и выпивать сок через дырочку, и тогда дело пошло на лад. Внутри поза напоминает чебурек, и, в общем, кушанье достаточно вкусное. Едят его с горчицей, кетчупом и другими соусами.

Несмотря на все ухищрения, перемазались мы изрядно, и тут, наконец, поняли, зачем у умывальника в углу кафе висит столько бумажных полотенец, а на умывальнике лежит столько мыла.

Выходили из кафе сытые, довольные и умытые. А главное - с планом действий. Первым пунктом плана стояли поездки по известным нам адресам. А первым в списке адресов стоял магазин "Евгений", располагавшийся на улице имени Энгельса. Хозяина магазина порекомендовали нам не только как владельца бота, который возит туристов. Он является еще и обладателем микроавтобуса, который также можно арендовать.

Дом мы нашли быстро. Долго стучали у крепких, двухметровой высоты, тесовых ворот. Безрезультатно. Кроме разноголосого собачьего лая из-за забора не раздалось ни звука. Зато вышли соседи, и сообщили, что хозяин по случаю воскресенья уехал к теще в гости, и когда вернется неизвестно. Что же, у нас в запасе есть еще один адрес: Гагарина 1. Стали выяснять, как туда проехать. Показать дорогу вызвался общительный мужик лет сорока. Он сбегал домой за велосипедом, и вскоре мы уже стоим и стучим в очередные глобальные ворота. С тем же, впрочем, результатом, что и на Энгельса.

Между тем разговорились с нашим проводником. Он работает егерем в Забайкальском национальном парке. И с ходу предложил нам свой вариант. Переправиться на другую сторону Баргузина, заплатить на кордоне парка по десять рублей, и ехать к Чивыркуйскому заливу, к поселку Курбулик, где в это время года всегда можно найти подходящую посудину, или рыбацкую, или какой-нибудь рыбнадзор. Мы посмотрели на карту, и решили отказаться от гостеприимства. Мало того, что это минимум сорок-пятьдесят километров на велосипеде, это еще лишних километров сто по озеру, вокруг полуострова Святой нос. Правда, при этом можно посетить одно из наиболее интересных мест Байкала – заповедные Ушканьи острова, где находятся лежбища знаменитой байкальской нерпы. Однако крюк для нас великоват. Да и название деревни Курбулик доверия не внушает. На русский оно переводится, как "покойники". Соответственно Покойниками называется и мыс, где эта деревня расположена. Хотя чуть дальше почему-то есть еще и мыс с названием Курбулик.

Мы осторожно отказались от гостеприимного предложения, и поинтересовались, как проехать к карьеру, который заранее приглядели на карте, и где собираемся ночевать. Карьер привлек нас тем, что он находится на берегу Байкала, и туда ведет дорога с покрытием. Мужик посмотрел на карту, почесал затылок, и сказал, что карьер место, конечно, хорошее, ехать туда километров пять от перекрестка, где начинается главная улица поселка, улица Ленина, по которой мы въехали в поселок, и, доехав до парома, проехали ее всю. Однако, можно переночевать и поближе, если, не доезжая до перекрестка, у аэродрома повернуть направо. Там до берега совсем рукой подать.

Речь нашего проводника колоритная и типично сибирская. Знакомые по книгам сибирские присказки, типа "однако", "маленько", имена "Ваньша" и "Саньша", и тому подобные употребляются в изобилии, и такой сибирский говорок больше всего напоминает пародию на самого себя.

Поблагодарили нашего проводника, и поехали на берег. Время близилось к закату, и нужно было успеть поставить лагерь до темноты.

Если бы нам не рассказали, где находится аэродром, мы так бы и не догадались, что эта здоровенная поляна, на которой пасутся коровы, и есть посадочная площадка для авиатехники. Однако, вооруженные теперь знанием, повернули именно в том месте, где было нужно, и вскоре на рыхлой песчаной дороге среди соснового леса нам стали попадаться машины с торчащими на задних сиденьях бадминтонными ракетками, а также группы молодежи совершенно пляжного вида. У одной из таких групп поинтересовались, далеко ли еще до берега. "Триста пятьдесят метров" – авторитетно сообщил нам загорелый парень. Точность до десяти метров нам понравилась, однако одновременно и вселила сильные сомнения, и я, по штурманской привычке бросил взгляд на велокомпьютер. Предчувствия меня не обманули. Когда выехали к полоске пляжа, счетчик пройденного пути увеличился ровно два километра.

Пляж оказался роскошным. Напоминает Рижское взморье. Такие же поросшие хвойным лесом высокие песчаные дюны на много километров вдоль берега, и такие же одинокие человеческие фигуры на мелководье. Только на Рижском взморье полоса пляжей идет до горизонта, а здесь залив, и по обеим сторонам пляжа возвышаются сопки. Слева, совсем близко, километрах в двух, на зеленом склоне горы желтым пятном выделяется тот самый карьер, куда мы собирались ехать на ночевку, но так и не доехали. Справа за широкой полосой воды торчат темные склоны Святого Носа. Благодаря горам пляж одновременно похож и на Черноморское побережье, да и богатством красок явно не уступает последнему.

По случаю выходного дня на пляже куча народа. Летают волейбольные мячи, в песке копаются детишки. Самые закаленные даже купаются, и их купание тоже напоминает о Рижском взморье. Мелководье на многие метры от берега и прохладная вода, и потому процесс купания состоит, в основном из беготни и окунаний. Пловцы и ныряльщики в явном меньшинстве. Чистота на пляже, как и в поселке, бросается в глаза. Видно, что здесь к этому вопросу относятся очень серьезно. И это радует.

Однако, день уже заканчивается, и пляж быстро пустеет. Так что место для стоянки нашли быстро. Расположились среди сосен, на вершине дюны, на опушке леса. И, главное, недалеко от дороги. Последнее немаловажно, так как ехать по рыхлому песку невозможно, и велосипеды приходится тащить на себе. Я еще на широких колесах доехал почти до пляжа, а остальным пришлось толкать технику еще и последние метров двести по дороге.

Пока ставили лагерь, Гена традиционно занялся заготовкой дров. И снова, в порыве щедрости переборщил. На этот раз срубил и притащил аж штук пять молоденьких, в руку толщиной, сосен. Пришлось мне, как старому члену общества охраны природы, вновь сделать ему внушение. Тем более, что нашу потребность в топливе полностью удовлетворила отъезжающая компания мотоциклистов. Они притащили нам в подарок целый мешок уже распиленных и поколотых поленьев.

Ужин после позной готовить было не нужно, а времени до захода солнца еще немного оставалось. Поэтому решили приготовить сразу завтрак, чтобы не терять времени завтра утром. Олег любезно согласился присмотреть за котлами, а я присоединился к ВК и Туркину, которые в лучах заходящего солнца уже нежились в неглижу на пустынном пляжу. Плавать никто не решился, купались тем же способом, что и местное население. Правда, визжали и ухали в процессе забегов в воду и окунаний погромче и повеселее.

Вечерний чай вновь начался с обсуждения вариантов, как подешевле выбраться из этого, хотя и райского, но такого захолустного местечка. Ведь даже само название "Баргузин" по мнению исследователей произошло от слова баргуты, что означает: "глухомань". Вариант с попутным грузовиком, который еще пару часов назад казался беспроигрышным, нравился нам все меньше и меньше. Ведь за три дня пути мы не видели ни одного грузовика. Наконец, Вова, после длительного раздумья выдал: "Нет, все же нужно плыть, черт с ними, с деньгами!". "Конечно!" – с каким-то облегчением подхватил Олег – "Мы сюда, может быть, вообще больше не вернемся. Что там, раз в жизни лишнюю пару тысяч потратить!". Гена также не возражал. ВК, как и я, были готовы нести требуемые расходы с самого начала, и обсуждали автомобильные варианты лишь из чувства солидарности. Оставалась Аня, у которой просто не было требуемой суммы. Но и эта проблема решилась быстро. Отъезжая на Байкал, я заложился на всяческие непредвиденные случаи, например на то, что возвращаться домой придется срочно, и потому включил в собственный бюджет стоимость билета на самолет. В результате в бюджете у меня оказался, как это модно сейчас говорить, профицит. И я тут же заявил, что готов за счет этого профицита спонсировать Аню.

Итак, решение принято, и с наших плеч как будто свалился груз. Остаток вечера прошел весело и оживленно. Гена вновь вспомнил про Верку из Златоуста, на которой он так и не женился. Теперь он бухтел про то, как Верка его любила, но вот Веркина собака Гену категорически ненавидела. Она жутко ревновала, и не давала Гене никакого прохода. Весь остаток вечера Вова пытался выяснить, что же за порода была у той собаки, и из их палатки до глубокой ночи доносилось Вовино: "Колли? Большая и лохматая? Нет? Бульдог? Нос курносый, а ноги кривые? Нет? Терьер? Морда волосатая? Нет?…". И снова я уснул, так и не дождавшись окончания разговора, так и не узнав, чем же закончилась идентификация Веркиной собаки.