07.08.03

Среди ночи нас разбудили мощные удары по палатке. Пошел дождь. Ветер бросает крупные капли на натянутую ткань тента с такой силой, что она гремит, как хороший барабан. Аня с ВК то ли спят, то ли притворяются. А я спать не могу. Верчусь с бока на бок, пока ткань палатки над головой не посветлела. Это означает, что наступило утро. Одеваюсь, и выползаю из палатки. Вокруг все мокрое. Мокнет на веревке постиранная вчера Анина одежда. По другую сторону лагеря мокнет моя еще не стираная футболка. (Именно по причине нестиранности заносить ее вчера в палатку я постеснялся). Под сосной валяется мокрая скатерть, в которую завернута наша посуда. Собранные вчера с таким трудом драгоценные дрова намокли настолько, что неясно, удастся их когда-нибудь поджечь, или нет.

Покопавшись немного под палаткой, где спят Вова, Гена и Олег, нахожу костровой тент. Обычно мы натягивали его вдвоем, один становился на плечи другому, чтобы повесить тент как можно выше, да и место выбираем специально такое, чтобы все оттяжки полотнища было куда крепить. Сейчас будить никого не хочется, и из помощников у меня только вчерашняя сучкодральная палка. А место под костер расчищено и оборудовано еще вчера. Посему натянутый тент висит невысоко и кривенько, скособочившись на один бок.

Но от дождя уже защищает. Выуживаю из под кучи хвороста осколок оргстекла, с помощью которого разводим костер во влажную погоду. Оргстекло обладает замечательным качеством – не промокает, как дрова или бумага, и хорошо горит под любым дождем. Но сегодня и оно слабо помогает. Дрова дымят, трещат, шипят, но гореть не хотят. Наконец, упорство торжествует, и из кучи сырого хвороста появляются уверенные оранжевые языки пламени. Наваливаю вокруг костра веток, чтобы сохли, беру котлы и иду к озеру за водой.

Когда возвращаюсь, у костра уже орудует Олег. Вместе быстро готовим завтрак, и зовем остальных. Завтракаем, скрючившись в три погибели под низким тентом. Дождь поливает все сильнее. Песок уже пропитался водой насквозь, кругом начинают собираться лужи потекли ручьи под палатки. Некоторое время сидим под тентом, переглядываемся, и наконец решаем: Никуда не едем, окапываемся .

Окопать нужно палатки, чтобы отвести от них воду. Инструмента, конечно, нет, и мы вооружаемся чем можем, в основном пустыми консервными банками и какой-то матерью. Однако, ирригационные сооружения наши получаются вполне качественными и эффективными, и совсем скоро уже по ним веселые ручейки разбегаются в разные стороны от лагеря.

Вова, как всегда не унывает, пытается найти в плохом хорошее и преуспел в этом благородном занятии. Оказывается, теперь не нужно бежать на берег, чтобы помыть посуду. Воды достаточно набирается в углублениях покрывающей велосипеды полиэтиленовой пленки. Кроме того, Вова, как всегда, занялся изобретательством, и разработал хитроумное водосборное приспособление из кострового тента и пластиковой бутылки. Ведущий телепередачи "Очумелые ручки", главный очумелец Андрей Бахметьев, для которого пустые бутылки – главное сырье для всяческих поделок, обзавидовался бы.

Лезем в палатки досыпать. ВК тащит в палатку кружку с водой. Зачем – понятно. Я без лишних вопросов шарю в куче мокрых вещей, сложенных у нас в предбаннике, и достаю очередную бутылку спирта. Как настоящие джентльмены предлагаем первую порцию даме. Аня с радостью соглашается. Хоть и сибирячка, а тоже замерзла. После Ани принимаем по сто пятьдесят и мы. На закуску ВК достает из кармана полдесятка промокших насквозь карамелек.

Аня после водки стала чрезвычайно словоохотлива, и долго рассказывала нам про юность, про учебу, про поездки в сельхозотряды в Молдавию, и еще про много интересных вещей. Рассказы подействовали на нас с ВК как хорошая колыбельная песенка, и очень быстро у нас с ВК начали слипаться веки, и все чаще целые куски Аниного рассказа пролетали мимо нас вхолостую.

Когда в первом часу дня я проснулся, Ани в палатке не было. ВК лежал, завернутый в чехлы от велосипедов. Сухую одежду он строго берег на ночь, а лезть в спальник в мокрой – моветон. К тому же, собираясь на Байкал, он почему-то решил, что будет сухо и тепло, и не взял с собой даже запасных штанов. Так и ходит под холодным дождем как в каком-нибудь Крыму, в шортах и шлепанцах на босу ногу. Мне проще. Пошли в ход пара тельняшек и толстый свитер, и теперь даже промокшему мне тепло и уютно.

Почувствовав, что я начал ворочаться, ВК тоже просыпается. И тут же начинает рассказывать мне только что увиденный сон. Якобы мы с ним ехали в метро, и я потерялся. ВК пошел искать меня, и попал в вагон-ресторан. Наличие ресторана в метро его удивило. Но проводница, наличие которой в метро его почему-то не удивило, объяснила ему, что поезд идет от конечной до конечной станции полтора часа, и все желающие могут за это время пообедать. На этом сон заканчивался. Я тут же поинтересовался, нашел ли он в ресторане меня. ВК сказал, что нет, и я расстроился. Вспомнил маму, которая тоже часто видит сны. И каждый сон у нее не только плохой, но и вещий. И предвещает, минимум, семь казней египетских, а то и вообще конец света. По маминым критериям сон ВК был не к добру, и я порекомендовал ему срочно спать дольше, досмотреть сон, и непременно меня найти. ВК вновь замотался с ног до головы в велосипедные чехлы, повернулся на другой бок, и тут же заснул.

А мне спать не хотелось. В тамбуре палатки валялась вовочкина ярко-красная пластиковая накидка-дождевик, я напялил ее, осмотрелся, и нашел, что она мне не только впору, но и к лицу. Для комплекта одел его же безразмерные шлепанцы, которые в дождливую погоду имеют бесспорное преимущество перед кроссовками в том, что вода из них хотя бы вытекает. Подвернул до колен штаны, чтобы меньше мокли и пачкались, и пошел смотреть Шаман-скалу, которая находится рядом с пляжем, у подножия холма на мысе Шаманка, он же мыс Бурхан.

До скалы около километра по размокшему песчаному пляжу. Пляж почти пуст. Только кое-где по кустам торчат притихшие палатки. Внутри ни каких признаков жизни. Видимо, их обитатели также не нашли ничего лучшего, как скоротать этот ненастный день в объятьях греческого бога Морфея. На мыс с пляжа идет крутой глинистый подъем. Сейчас подъем сильно размок, и стал очень скользким. Спасает то, что пошел в шлепанцах. Вонзаю когти ног в мокрую глину, и ноги не так сильно разъезжаются.

Наконец, подхожу к плакату, на котором поясняется, что в настоящий момент я нахожусь в святом месте, что мыс Бурхан является одной из девяти святынь Азии, и что вход туда запрещен. Над плакатом, очевидно, поработала старуха Шапокляк, и перед многими глаголами стоит частица не . То ли на Байкале своих вандалов хватает, то ли наши понаехали.

С этим местом связано множество легенд. Согласно шаманским мировоззрениям мир создали высшие существа – тэнгрии, обитающие на небе. Вселенную создал Хухэ Мунхэ Тэнгер, то есть Вечно Синее Небо. Божество–Создатель, дарующий людям жизнь и охраняющий человеческий род. Всего тэнгриев 99, из них 55 западных, добрых и 44 восточных, злых. Каждый олицетворяет различные природные явления и начала. Тэнгрии – небожители, а на земле распоряжаются их сыновья – нойоны, а главный из нойонов, Хан Хутэ-баабай своим местом жительства избрал остров Ольхон, точнее пещеру в скале на мысе Бурхан.

Местные жители очень чтили Хана Хутэ-баабая. Почитание его было настолько велико, что, как бы не спешил житель острова по своим делам, мимо скалы проскакать верхом на коне он ни за что не решался. Обязательно спешивался, и проводил коня на поводу. Да еще и копыта обвяжет тряпками или кожей, чтобы не потревожить нойона. Пещера в скале была запретной. Входить туда мог только шаман. Женщины и дети даже близко к пещере не допускалось. Считалось, что здешняя энергетика может начисто лишить первых способности рожать, и привести к непредвиденным сдвигам в неокрепшей психике вторых.

Божественное назначение мыса признавали и пришедшие позже буддисты. От них мыс и получил название Бурхан, то есть Бог, Будда. Буддийские священники – ламы говорили, что здесь живет монгольский бог, в стародавние времена сбежавший от преследований из Монголии, и нашедший здесь убежище. Еще в начале двадцатого века сюда на молебны приезжали сотни лам из всех дацанов (монастырей) Забайкалья.

Сейчас Шаман-скала лежала прямо передо мной. Скала на самом деле красива. Две взметнувшиеся к небу мраморные волны. Вкрапления кварца придают изогнутым вверх и к морю слоям белого мрамора различные оттенки – от серого до голубоватого. Скалы обильно покрыты полосами красного и бордового лишайника и ярко-зелеными пятнами травы. В темно-синие байкальские волны текут потоки глины с берегов, и расходятся в воде яркими желто-оранжевыми пятнами. Все краски ярки и свежи даже сейчас, в пасмурный день и за пеленой дождя.

Спуститься к скале по скользкому глинистому склону нет никакой возможности. Крутая и скользкая глинистая тропа идет вниз по узкому гребню. Справа и слева крутые обрывы. Сорвешься – костей не соберешь. Поэтому просто постоял между камней, походил по мысу, поглядывая на Шаман-скалу с разных ракурсов. Поговорил с байкальскими богами, попросил у них хорошей погоды. Боги обещали подумать.

Никто не мешает и не отвлекает меня от этого занятия. Кроме меня на мысу больше никого нет. Повезло. Потому что вряд ли порадовала меня компания тупорылых потомков Кисы и Оси, несмотря на все призывы, обильно расписавших все камни на мысу собственными автографами, и разбросавших пустые банки, бутылки и прочий мусор повсюду, даже на священных скалах.

Возвращаюсь берегом. Малое Море штормит. Шлепаю прямо по кромке прибоя, вылавливая в бурунах красивые камешки. Набрал два кармана. Выловил в волнах складной нож. Нож совершенно новый, хоть и китайского производства, но сделан добротно и качественно. Правда, кончик лезвия чуть погнут и обломан, но это ерунда, правится за пять минут.

В лагере все спят. Вываливаю камни у палатки и перетягиваю тент. На шум из палатки выползает ВК, спросонья что-то недовольно и неразборчиво бурчит себе под нос, отбирает у меня дождевик и шлепанцы, и шлепает в поселок за продуктами. Я лезу в палатку за курткой и обнаруживаю, что от спирта в бутылке осталось совсем чуть-чуть, а с утра была полная поллитра. Видно, что ВК к сугреву отнесся со свойственной ему основательностью и серьезностью.

Я гулял долго, и сейчас время уже близится к ужину. Начинаю разводить костер. На треск веток выползает проснувшийся Олег, вдвоем работается веселее. Понемногу потянулись и остальные. Беспокоит только отсутствие Ани. Она ушла раньше, чем я, и до сих пор ее нет. Иду искать. Поднимаюсь на вершину ближайшей дюны и оглядываюсь, и вижу знакомую фигурку в зеленом дождевике. Аня сидит, сжавшись в комочек, и прижавшись спиной к толстой сосне, совсем рядом с лагерем. Замерзла и прячется от ветра.

К ужину появляется ВК с сумкой продуктов. Температура все падает, а ветер все усиливается. Ужин проходит под проливным дождем. Стоим плотной кучкой под тентом, с чашками в руках. Роняем капли с носа в макароны по-флотски. Разговаривать приходится на повышенных тонах, голоса заглушает шум прибоя.

Вдоль всего западного берега Байкала идет горный Приморский хребет. Он закрывает озеро от холодных ветров, дующих с Ледовитого океана. И только по долине реки Сарма, прорезающей хребет с северо-запада на юго-восток эти ветры могут перевалить через горы. Долина постепенно сужается, как бутылочное горлышко, и потому ветер здесь ускоряется, словно в аэродинамической трубе, достигая скорости свыше ста пятидесяти, а по некоторым данным, иногда и до двухсот километров в час. И потом это безобразие со всей мощью обрушивается на озеро, вызывая сильные шторма и топя корабли. С этим ветром связаны почти все крупные байкальские кораблекрушения. Этот ветер имеет интересную особенность. Начинается всегда внезапно. Перед ветром на вершинах Приморского хребта образуются облака, как говорят местные жители ворота . Затем в облаках появляется просвет, ворота открываются и из них со страшной силой начинает дуть. Так же внезапно ветер заканчивается. И еще. По странному стечению обстоятельств именно по долине реки Сарма на байкальские берега в 1643 году впервые вышли русские землепроходцы под началом казака Курбата Иванова.

Со всеми прелестями Сармы мы сейчас знакомимся. От внезапного порыва ветра тент вдруг припал к земле, разбросав костер, потом, возомнив себя то ли парусом, то ли парашютом, выгнулся дугой и попытался взлететь. Затрещали оттяжки. Мы с ВК, как заправские морские волки, бросились гасить новоявленный парус, прижимая его к песку собственными телами, пока Аня отвязывала веревки. В это же время аналогичный финт проделала палатка, в которой Олег, Гена и Вова уже легли спать. Порыв ветра придавил ее к земле, а когда Туркин вытянув руки, попытался удержать крышу, пальцы провалились сквозь ткань, проделав в крыше дыру с такой легкостью, словно это был не плотный капрон, а какая-нибудь туалетная бумага.

Прекратился шквал так же внезапно, как и начался. Собрали вокруг лагеря все, что успел разбросать ветер. Заодно решили прибраться в палатке. В тамбуре полно воды и песка. Рюкзаки стоят в небольших лужицах, а сверху на них капает конденсат – надышали за день теплым воздухом на холодный тент. Решаю пол в тамбуре помыть. Нужна половая тряпка. Пошарив вокруг, не нахожу ничего лучшего, чем висящая на веревке под проливным дождем собственная футболка. Жена давно собиралась эту футболку выбросить, и, похоже, настал подходящий момент.

Наводим чистоту и заползаем в палатку. Внутри сухо и уютно. Но тонкая ткань совсем не защищает от холода. Не помогает даже внутреннее прогревание, на которое пошли остатки спирта. Аня никак не может согреться, я, как джентльмен, предлагаю ей половину спальника. Аня смущенно отказывается. Засыпаем под шум прибоя, завывания ветра и стук дождя по тенту палатки.